Александр Тамоников - На линии огня

Черников усмехнулся:

— Да? А что я еще сделаю?

— Еще вы соберете свои вещи и быстренько передадите дела начальнику автослужбы батальона.

— А не пошли бы вы к черту, товарищ майор?

Особист вздохнул:

— Срываетесь, Александр Владимирович! Грубите, вместо того чтобы благодарить…

— Благодарить? Кого? Вас?

— Да, меня! Я предлагаю вам наиболее оптимальный вариант избежать проблем. Исключительно из уважения к вашим заслугам перед страной.

— Вот как? Но я ничего писать не буду. И это мое последнее слово. Дальше поступайте, как считаете должным. Но от Златы я не откажусь.

— Знаете, Александр Владимирович, а вы мне симпатичны, несмотря на вашу грубость. Ведете себя достойно, но… глупо. Естественно, я не могу силой заставить вас написать рапорт. Как и удержать в этом кабинете.

Черников поднялся:

— В таком случае, я ухожу.

Особист поднял руку:

— Не спешите. Дослушайте меня до конца.

— Говорите!

На этот раз усмехнулся особист:

— Спасибо за разрешение. В общем, так: если вы добровольно не пишете рапорта и не уезжаете «чистым» сегодня в Союз, то завтра утром чешская служба безопасности арестует Злату Рингер и обвинит ее в сотрудничестве с западногерманской разведкой, а также в попытке завербовать советского офицера — конкретно вас, капитан Черников. Сделать это будет проще простого, учитывая то, что господин Рингер, отец Златы, являлся членом контрреволюционной организации и был убит при оказании вооруженного сопротивления подразделению советских Вооруженных Сил при вводе войск в Чехословакию в августе 1968 года. Не знаю, говорила ли вам госпожа Рингер, что в Западной Германии у нее живет двоюродный дядя, офицер управления разведки бундесвера? Вряд ли. Возможно, она не знает о таком родственнике, однако Злата и сама открыто выступала против присутствия советских войск в Чехословакии, называя оказание интернациональной помощи оккупацией. Впрочем, решение проблемы с ней — это дело местной службы безопасности. Так что, если вам наплевать на собственную судьбу, пожалейте молодую женщину. Ведь в случае, если ей предъявят столь серьезные обвинения, то наказание последует очень строгое.

Черников возмутился:

— Но это же подло!

— Что делать? Иногда приходится прибегать к подобным мерам. И не хочется, но приходится. Особенно сейчас, когда в Кремле проводится политика всеобщего наведения порядка. Или вы забыли, кто у нас сейчас глава государства?

— Я ничего не забыл.

— Тогда пишите рапорт.

— А где гарантия, что после моего отъезда Злату оставят в покое?

— Вы же не глупый человек, Черников. Кто отпустил бы вас, если служба безопасности Чехословакии начала бы преследование вашей подруги? Ее не тронут. Это я вам обещаю.

— Я не верю вам!

— Ваше дело, но никаких иных гарантий вы не получите.

— Хорошо. Ради Златы я напишу рапорт и покину страну. Но учтите, майор: если я узнаю — а я узнаю! — что Злату не оставили в покое и, не дай бог, посадили по надуманному, сфабрикованному обвинению, то я найду вас в Союзе. Найду и убью! Слово офицера. И никакое положение вашего отца лично вам не поможет. Если же не смогу отомстить я, вас уничтожат другие люди. Вам, в случае обмана, не жить по-любому!

— Пусть будет так. Но уверяю вас, как только вы окажетесь в Союзе, госпожу Рингер оставят в покое.

Особист привстал, положил перед Александром лист бумаги и ручку.

— Куда меня отправят служить? — спросил Черников.

— Это решат в штабе ТуркВО. Но думаю, должность предложат неплохую, так как в личном деле не будет ни единой записи о вашей связи с чешкой. Я уже позаботился об этом.

— И как это вы быстро все организовали, майор? Только приехали — и тут же раскопали информацию по мне и Злате… Не скажете на прощанье, кто помог в этом?

Козин улыбнулся:

— Чтобы успокоить вас, скажу, что это не офицеры гарнизона.

— Чешская служба безопасности? Лично Зденек Плех?

— Да какая теперь разница?

— А как вам удалось так быстро подготовить документы для убытия отсюда? Ведь нужно подписать приказ у командующего, оформить визу, билет заказать… И все это сделать в выходные дни.

— Служба у меня такая, капитан.

— Далеко пойдете! Те, кто прут по костям, поднимаются высоко. Одно плохо: с высоты и падать больнее.

— Вы не обо мне, о себе думайте. И о Злате Рингер.

— И все же сука ты, майор! Паскудная у тебя служба, как и все ведомство, что ты представляешь.

— Будем считать, что вы не говорили этого. Эмоции улягутся. Это сейчас вам тяжело. Потом отойдете — еще спасибо мне скажете.