Александр Тамоников - На линии огня

— Так ты сам на это напрашиваешься.

— А что делать, раз с катушек слетел?

— Мой тебе совет: не пей сегодня. Выспись, а завтра прямиком к командиру дивизиона. Он у вас мужик толковый, нормальный. Поймет — поможет! Ну, без выговора не обойдешься, но что такое выговор? Надо в себя приходить, Андрюха.

Кулагин, соглашаясь, кивнул:

— Все ты верно говоришь, Саша, только не знаешь, как мне плохо.

— Знаю. Потому и хочу помочь.

— Тогда, если разрешишь, я до утра у тебя останусь, ладно? А то дома опять скандал с Викой ждет. Не выдержу, уйду в винарню, а поутру… ну ты сам знаешь.

— Оставайся. В спальне раскладушка, в гардеробе белье.

— Ты сам, что ли, стираешь простыни, наволочки?

— Нет. Здесь, у чехов, насчет этого сервис на уровне. По телефону, что в прихожке на стене висит, можно и еду заказать на дом, и из прачечной рабочего вызвать, и даже бригаду уборщиков. Так что пользуюсь чешским ненавязчивым сервисом.

— Так на этот сервис никакой зарплаты не хватит.

— Ошибаешься. Расценки на удивление небольшие.

— Да? Умеют жить, рогалики!

— Умеют! Короче ты устраивайся, да отходи от пьянки. Если совсем хреново станет, в холодильнике бутылка пива стоит. Но это НЗ употреблять только в крайнем случае.

— Понял. А ты, что уходишь?

Александр кивнул:

— Да, прогуляюсь.

— Пойдешь в свой гостинец?

— Ну, во-первых, гостинец не мой, во-вторых, почему бы и нет — ведь одна из девушек, которую мы вытащили из горящего вагона, работает там.

— Злата? Да ты что? Серьезно?

— Вполне.

— Тогда другое дело.

Черников переоделся, вышел из дома. У подъезда с ним впервые за все время проживания среди чехов поздоровался пожилой мужчина с 3-го или 4-го этажа, ранее демонстративно не обращавший на Александра никакого внимания:

— Здравствуйте, пан офицер!

— Здравствуйте!

— Я каждое утро в рабочие дни езжу в соседний поселок мимо вашего гарнизона. Мог бы брать вас с собой.

— Благодарю, но здесь недалеко. Весьма признателен за предложение.

— Ну что вы? Все мы люди!

— Да, все мы люди! Благодарю.

Удивленный поведением мужчины, имевшим репутацию ярого противника присутствия советских войск в Чехословакии, Александр направился к кафе.

В гостинец «Под каштаном» он вошел в 18.45. Внутри, как всегда, царил полумрак, и посетителей было всего двое. Ранее их здесь Черников не замечал. Не увидел он и Златы. За стойкой сидела ее мать. Она улыбнулась Черникову. Александр подошел к женщине.

— Вечер добрый, пани Мария!

— Добрый, пан капитан! Я благодарю вас за то, что вы спасли жизнь моей дочери.

— Так на моем месте поступил бы каждый.

— Не скажите, пан капитан, не скажите. Вижу, вы получили травмы?

— Царапины.

— Будете ужинать?

— Извините, а Злата сегодня что, не работает?

Пани Мария как-то странно, даже сожалеюще посмотрела на Черникова:

— Да, сегодня она не работает. Скорей всего и завтра ее здесь не будет.

— Что-нибудь случилось?

— Приболела. Температура. Простудилась.

— Вот оно что… Жаль!

Женщина вздохнула:

— Моя дочь нравится вам?

— Нравится, пани Мария. Но у Златы есть жених, и я не намерен вмешиваться в их отношения. Тем более, для вас я чужой. Иностранец…

— У Златы больше нет жениха. Марек во время катастрофы бросил ее. Он струсил, бежал, оставив дочь погибать. Какие после этого у них могут быть отношения? Да и, — пани Мария вновь вздохнула, — к сожалению, вы тоже нравитесь ей. Если не сказать большего. Я не должна была говорить этого, но вам лучше знать. Вы мужественный человек и должны принять мужественное решение — оставить мою дочь. Поймите меня правильно. Я не хочу зла ни вам, ни тем более Злате, но ваша любовь ничего, кроме страданий, не принесет. Вам не дадут быть вместе. Вы действительно чужой в этой стране, а Злата чужая для Союза. Вам лучше не продолжать. Сейчас это еще возможно. Потом же разрыв станет трагедией. Не подумайте, что я опасаюсь осуждения своих соотечественников. Нет! Я думаю о том, как печально все может закончиться.

Александр внимательно посмотрел в глаза матери Златы:

— Скажите, пани Мария, вы любили своего мужа? Возможно, я задаю нетактичный и даже глупый вопрос, но прошу ответить на него.

— Да, я любила мужа. Когда ваши танки вошли в Бардовице, я чуть ли не на коленях просила его не выходить из дома. Но он не послушался, ушел — и не вернулся. Злате тогда было восемь лет. Узнав о его смерти, я не знала, как мне жить дальше. И, наверное, наложила бы на себя руки, если бы не дочь.