Уолтер Уэйджер - Операция «Молот». Операция «Гадюка-3»

К букету роз прилагалась записка.

Она гласила: «С приветом от друга — П. Т. К.»

Кэти Пикелис взглянула на записку, ее губы тронула мимолетная улыбка, и девушка вздохнула.

Ох уж этот кобель! Истинный джентльмен, великолепный любовник и настоящий кобель. Она не понимала, какие же у нее намерения относительно него или какие у него намерения относительно нее. Ей было невдомек, что второй наиболее выгодный жених Соединенных Штатов — блистательный во многих отношениях — и сам этого толком не знал. И был этим недоволен. Он-то понимал, что ему следует делать и что ему необходимо сделать, и что он это непременно сделает. Но он все равно был недоволен — и девушкой, и собой. Гилман и Уиллистон провернули всю подготовительную работу с великим мастерством и тщанием, но они же не предупредили его, что девушка окажется столь хрупким созданием. Он мог с ней справиться, конечно, и справлялся. Ему следовало вести себя с ней очень осторожно, чтобы не поранить, и это ему удалось.

Он был само очарование — с нужной толикой душевной теплоты и с тенью многообещающей нежной улыбки на устах, — когда на следующее утро они вдвоем отправились кататься на водных лыжах. Он и в водных лыжах знал толк, демонстрируя силу мышц и ловкость безо всякого дешевого выпендрежа. Исполненные им воднолыжные упражнения оживили в ее памяти картины их любовных занятий прошлой ночью. Эта активация мозговых клеток послала тончайшие сигналы к нервным окончаниям кожи и заставила ее ощутить озноб, который не было никакой возможности подавить. Ей не помогло и жаркое июльское солнце — ничего не помогло. На ней был купальник — бикини самого маленького размера, но когда этот мужчина бросал на нее свой взгляд, ей чудилось, что она абсолютно голая. А ей было все равно. Нет, не все равно, совсем не все равно — просто ей было наплевать.

Она хотела, и желание делало ее еще более привлекательной.

Когда они вернулись в «Парадайз-хаус», Карстерс сообщил ей, как соблазнительно она выглядит, и она знала, что он не лжет. Но в то же время он явно что-то от нее скрывал. Даже после коктейля с водкой в его апартаментах и после его поцелуя, и после нескольких минут в жаркой постели, даже после ее страстных объятий и слез, чуть охладивших пылающий огонь в ее глазах, и после его ласк она все же чувствовала — как может чувствовать женщина, — что между ними возведена невидимая преграда, что остается еще что-то невысказанное, ибо он не может или не хочет ей что-то сказать.

— Было бы, наверное, лучше, если бы ты мне лгал, — сказала она, положив ему голову на плечо.

Он посмотрел на нее и нежно погладил по волосам.

— Не стоит. Я подозреваю, ты уже в своей жизни нарушалась достаточно лжи, так что с тебя хватит. Ты замечательная девушка, Кэти, и готов поспорить, что многие мужчины наговорили тебе кучу басен, но ни одному из них не удалось тебя одурачить. Это не в моих правилах к тому же. Не забыла? Я же честнейший и мерзейший старик во всем мире.

— Я знаю, что ты не мерзейший старик, кобель ты этакий, — прошептала она.

— Смешно. Нет правда, я мерзейший старик!

Внезапно посетившая ее мысль, что он вовсе не мерзейший старик, снизошла на нее как успокоение и облегчение. Она улыбнулась и поцеловала его в порыве радости. Он обязательно ей все расскажет — если есть что рассказать, — когда наступит подходящее время. И она опять его поцеловала.

— Ты что — сексуальная маньячка? — пошутил Карстерс.

— Ну, если у тебя нет никаких иных планов на ближайшие полчаса, то…

— Я говорю не о ближайшем получасе, — возразил красавец миллионер. — Я говорю о перспективе… скажем, о ближайшей неделе или месяце. А вдруг мы несовместимы. Я же много старше тебя. Меня мучают мысли о конфликте поколений.

— Я просто обожаю мужчин, которые говорят гадости и мерзости, — сказала она, притягивая его к себе.

Менее чем в ста ярдах от их постели ее отец разговаривал по телефону — открытым текстом, но с опаской — с человеком в Майами по имени Ирвинг. По правде говоря, он везде фигурировал как Ирвинг — даже в досье трех федеральных агентств, где хранилась исчерпывающая информация об игральных автоматах и прочем «игорном оборудовании», которым торговала компания Ирвинга. Основную массу продукции фирмы приобретали казино и игорные заведения, которыми владели компаньоны ну очень неразговорчивого партнера Ирвинга — седовласого государственного мужа по имени Майер, у кого было шестимиллионное состояние, тьма приятелей в мафии и малоприятное криминальное прошлое, — оно-то и вынудило его иметь компанию Ирвинга в качестве «крыши» для его, Майера, гешефтов. Если кому-то из мафии, или из «Коза ностра», или из Американской зубоврачебной ассоциации, или из Союза герлскаутов Монреаля — сегодня очень трудно уследить за всеми псевдонимами, за которыми скрывается синдикат организованной преступности Соединенных Штатов, — случилось бы попасть в Парадайз-сити, об этом Ирвинг тотчас бы узнал от Майера, потому что Майер знал всех и обладал феноменальной памятью. Майер к тому же был из тех рассудительных граждан, которые терпеть не могут неприятностей и кровопусканий, размышлял Пикелис, и поэтому он всегда выступал посредником в переговорах по мирному и взаимоприемлемому улаживанию любых разногласий.