Уолтер Уэйджер - Операция «Молот». Операция «Гадюка-3»

— Все очень плохо, — сделал вывод главкомстратав, садясь за свой стол наверху. Он взглянул на телефоны, вздохнул.

— Все плохо, и очень скоро все станет еще хуже.

Это не удивило Мартина Маккензи, ибо он давно уже подозревал, что у закона Мерфи есть дополнение. Закон Мерфи гласил, что если что-то может пойти наперекосяк, то так оно и случится, а закон Маккензи утверждал, что если что-то может плохо кончиться, то оно кончится не просто плохо, а гораздо хуже. Имея столь жизнеутверждающий взгляд на мир, умную и терпеливую жену, искренне его любившую, а также историческое чутье, подсказывавшее ему, что и римские военачальники в свое время не меньше натерпелись от своего сената, Маккензи умудрился тридцать пять лет прослужить в вооруженных силах мировой сверхдержавы, не утратив ни единого волоска с головы, ни чести, ни преданности демократическим преобразованиям, ни уважения к живым тварям, ни способности ограничивать свое личное потребление алкоголя одной рюмкой бренди после ужина. Ну, иногда двумя — во время отпуска или беседы о бюджетных ассигнованиях с каким-нибудь влиятельным бюрократом или законодателем.

Подобная жизненная философия обыкновенно вырабатывается с возрастом, посему молодые офицеры более склонны удивляться. Доктор Пол Лангер, к примеру, был очень удивлен, когда через двадцать пять минут ему позвонили из канцелярии главврача муниципальной больницы Грейт-Фоллз и сообщили, что через десять минут в отделении «скорой помощи» его сменит другой практикант, а доктору Лангеру вменяется зайти в кабинет главврача.

— Что случилось, Пол? — поинтересовался веснушчатый Дон Борден, пришедший сменить Лангера. Доктор Борден, который вошел в кабинет дежурного врача «скорой помощи», на ходу застегивая белый халат, был хорошим терапевтом, но при этом любил выражаться без всяких экивоков.

Лангер пожал плечами, не желая признаться, что и ему ничего не известно. Все это его несколько смущало. Главврач тоже, похоже, был смущен не меньше него, хотя когда Лангер зашел к нему в кабинет, пожилой врач постарался ничем не выдать своего смущения и сделать как лучше. Именно в силу своего природного дара делать все как лучше доктор Ирвин Фиск и занимал пост главного врача больницы.

— Доктор Лангер, эти два джентльмена — из ВВС. Точнее сказать, они служат в ВВС, — поправился он.

Врач-практикант во второй раз удивился, ибо ни тот ни другой не были в военной форме. В спортивного покроя пиджаках, в полотняных брюках и простых рубашках, они скорее напоминали молодых бизнесменов из Грейт-Фоллз, заехавших сюда по пути в боулинг или в гости.

— Капитан Дрю и лейтенант Верт, — представил гостей доктор Фиск, не уточняя, кто из них Дрю, а кто Верт. Оба внимательно разглядывали Лангера, а один из них изобразил даже некое подобие улыбки, хотя и без особого успеха. И все же попытка сама по себе красноречива, подумал Лангер. В конце концов, рассудил он, прошлый президент Соединенных Штатов имел весьма высокий рейтинг по опросам общественного мнения именно в силу своей привычки «не высовываться», дабы избежать кривотолков, а что может вызывать меньше кривотолков, чем «да». В этом приятном словечке всегда угадывалась недвусмысленная убежденность, и оно никого не могло обидеть.

— Они хотят задать вам несколько вопросов, доктор, — продолжал седой главврач.

— Слушаю…

— Доктор Лангер, — начал то ли капитан Дрю, то ли лейтенант Верт, — мы бы хотели, чтобы вы нам помогли добровольно.

Очевидно, с ним заговорил капитан, потому что, само собой разумеется, только старший по званию взял бы на себя инициативу начать разговор, который обещал быть весьма неприятным, коль скоро было произнесено слово «добровольно».

— Конечно, конечно! — согласился молодой практикант зная, что это понравится главному врачу.

— Это весьма щекотливая ситуация, с точки зрения безопасности — национальной безопасности, — объяснил капитан Дрю.

— Конечно! — поспешил уверить его доктор Лангер, точно он имел хоть малейшее представление о предмете дискуссии.

— Этот раненый, которого нашли на шоссе… капитан Кинкейд…

Лангер взглянул на лейтенанта Верта, гадая, то ли тот немой, то ли ему запретили открывать рот. Верт снова попытался улыбнуться и снова неудачно. На этот раз на его губах не возникло даже подобие улыбки.

— Вы оказывали помощь капитану Кинкейду и вы заявили, что он говорил в бреду… — продолжал Дрю.