Уолтер Уэйджер - Операция «Молот». Операция «Гадюка-3»

— Получи данные по Девяносто первому! — приказал он адъютанту.

— Все будет готово после обеда! — пообещал адъютант.

Четырехзвездный генерал кивнул. Не имея ни малейшего повода предположить, что совещание по бюджету завтра не состоится, Маккензи занял свое место на заднем сиденье штабной машины и взглянул на часы. 8.42. Он договорился с женой и детьми встретиться у церкви в 8.48, чтобы, как всегда, отправиться на воскресную службу. Мартин Маккензи не любил опаздывать.

Синий «универсал» неумолимо мчался сквозь холодную октябрьскую морось, прорубая для себя туннель в густом утреннем тумане, упавшем на шоссе. На немногочисленных дорогах, пересекающих голые равнины Монтаны, движение всегда небольшое, а в 7.58 по местному времени (в Омахе — 8.58) в столь дождливое и промозглое воскресное утро машин и вовсе не было. Бесконечная прямая лента бетона и ритмичное шуршание дворников оказывали умиротворяюще — гипнотическое воздействие на водителя и пассажиров, но невзирая на это, трое людей, умостившихся на переднем сиденье «универсала», были предельно сосредоточенны.

Устремленные к своей цели, они были также предельно собраны.

Ни монотонная дорога, ни ненастье никак не влияли на их душевное состояние.

Шофер был одет в синий, под цвет автомобиля, мундир, на котором виднелись нашивки американских ВВС. Это был могучего телосложения молодой негр в форме сержанта, который, судя по его холодному взгляду и тому, как уверенно он сжимал руль, явно знал толк в своем деле. Рядом с ним сидел упитанный лысоватый капитан, который, похоже, имел не меньше десяти фунтов избыточного веса, местами выпиравшего из новенького белого комбинезона — сей наряд выдавал в нем представителя нового поколения американских специалистов по ракетной технике. Справа у дверцы, ища глазами нужный ориентир, сидел худощавый, задумчивого вида младший лейтенант со столь приятным лицом, что он словно сошел прямо с агитационного плаката, призывающего американских юношей идти на армейскую службу. Его запавшие серые глаза казались по странности слишком старыми для младшего офицера, но сей незначительный изъян внешности нисколько не портил его почти кинематографической красоты. В этом бесстрастном привлекательном лице от «Уорнер бразерс» чувствовалась та суровая твердость, которая отличает как физические, так и душевные свойства человека.

Сильный. В этом сильном мужчине безошибочно угадывались авторитет и интеллект, что вполне соответствовало его комбинезону техника-ракетчика, а обмотанный вокруг шеи золотой шарфик, бившийся на ветру, служил удачным дополнением к его мужественному облику. Разноцветная нашивка Стратегического авиационного командования на левом плече казалась почти излишней, ибо он явно был рожден для службы в САК или в столь же могущественной и героической организации. Чуточку более бесстрастный, чуточку более суровый, чуточку более бесстрашный, чтобы являть собой пример «стопроцентного американца», он точно излучал ауру командира, обещавшую, что ему суждено недолго проходить в лейтенантах.

— Сбавь до тридцати, — сказал он шоферу голосом, привыкшим отдавать приказы.

Шоссе было мокрым.

До пусковой установки уже рукой подать.

Было бы непростительной глупостью подвергать себя опасности попасть в автомобильную катастрофу.

Все эти доводы негласно содержались в его реплике. Здоровенный негр за рулем кивнул: ясное дело, он столь же привык исполнять приказы, как лейтенант — их отдавать. Будучи опытными ветеранами армейской службы, они оба отлично понимали друг друга. В продолжение следующих нескольких секунд были слышны лишь рокот мотора и раздражающе однообразные «шорх-шорх» «дворников». Затем красавчик-лейтенант заговорил снова.

— Вы не будете возражать, сэр, если я включу радио? — спросил он вежливо.

Потеющий толстун в капитанской форме не удосужился ответить. Он просто протянул руку к приборной панели, нажал на кнопку и со вздохом откинулся на спинку. Он был молчуном по натуре, обильное потоотделение, вызванное духотой в салоне и влажностью воздуха, да еще и тесным комбинезоном, мало вдохновляло его на разговоры. Он страдал. Похожее на булку лицо капитана и тяжелое жалобное дыхание служили наглядным признаком его страданий.

Крошечный динамик в приборной панели внезапно ожил.

— …не чистое, а кристально чистое! — пообещал диктор с добросовестной интимностью, придавая заученному рекламному объявлению беспрекословную убедительность. Затем трижды пробили куранты, и тут же застрекотали телетайпные аппараты.