Сергей Зверев - Отпуск под пулями

…Метров двести Даша, крепко придерживаясь за локоть Соболева, шагала молча, потом все-таки не выдержала и спросила, втайне надеясь, что все ее подозрения и страхи не имеют под собой ни малейшего основания:

— У тебя с ней что-то было?

— Даш… — Голос Виктора был усталым и очень серьезным. — Ты ведь прекрасно понимаешь, что если я старше тебя, то у меня вполне могла быть какая-то жизнь и до встречи с тобой. Но все, что было, — уже было, понимаешь, олененок? Было! И все давно в прошлом, и давай не будем об этом, хорошо? У меня и в детском саду была девочка, в которую я был «безумно» влюблен, — ты же не станешь меня и к ней ревновать? Выкинь из головы глупости! Я тебя люблю, тебя — это ясно или еще раз повторить?

— Повтори, — улыбнулась Даша. — Есть вещи, которые женщине нужно повторять тысячу раз на дню, — и она никогда не устанет это слушать…

…Наше мировосприятие так забавно и странно устроено, что ночью все кошки не только серы — в ночной тьме, порой такой таинственной и наполненной множеством непонятных и пугающих звуков, любая кошка может вполне показаться если и не громадным тигром, то уж коварной и невероятно опасной пантерой точно. И дело, пожалуй, даже не в том, что у страха глаза велики, а в том, что даже у сильного и отважного мужчины глубоко в крови прячется священный ужас перед властью ночной тьмы, унаследованный нами от далеких предков, щеголявших в косматых звериных шкурах. Этот ужас спокойно дремлет, когда мы чудной весенней ночью прогуливаемся с любимой девушкой, но просыпается и злорадно потирает косматые ручки, когда ты вдруг оказываешься один в безлюдном и незнакомом лесу, темном переулке, о котором ходит дурная слава, или даже просто воруешь в детстве яблоки в соседнем саду…

Старинная мечеть, погруженная в темноту, была точно такой же, как и вчера, и три, и десять дней назад, но белобородого старика в скромном одеянии муллы именно сегодня что-то беспокоило в этой, казалось бы, вполне обыденной и естественной темноте. Вечерний намаз давно закончился, все правоверные разошлись, на город опустилась ночь, но… Под высокими сводами и в углах мечети таилось какое-то напряжение, и муллу не оставляло ощущение, что есть там нечто или некто чужой и этот чужой неотрывно смотрит на него недобрым взглядом…

Старик привычно прошептал несколько строк подходящей суры из Священной книги, еще раз окинул залитое тьмой обширное помещение, задержался взглядом на решетчатой стенке строительных лесов, высившихся вдоль двух стен, и со скрипом закрыл створки дверей.

Громко брякнули ключи и скрежетнул замок, давно мечтавший о капельке масла. Мулла подошел к месту, где правоверные оставляли свою обувь, снимая ее по обычаю перед входом в мечеть, и тут же увидел вероятную причину своего беспокойства: неподалеку от его старых туфель стояли две пары кожаных мягких чувяков — излюбленной обуви местных жителей.

Кто-то забыл и ушел домой босиком? Вряд ли. Тогда что? Они… там? Зачем? «Нет иного Бога, кроме Аллаха, и Мохаммед — пророк его…» — привычно прошептал старик и, после короткого раздумья, быстро зашаркал к своей каморке, откуда можно было позвонить в полицию.

… — По-моему, он нас засек, — шепнул Локис Соболеву, вместе с ним прятавшемуся в небольшой нише, прикрытой какой-то занавеской, и сначала напряженно следившему за передвижениями муллы по мечети, а потом с нескрываемым вздохом облегчения услышавшему скрежет ключа в замке.

— Это вряд ли, — так же тихо ответил криптолог и решительно направился к балюстраде, в которой они еще во время вечернего намаза разглядели зеленоватую колонну, красовавшуюся в самом центре. — Давай быстрее! У нас в любом случае времени в обрез…

Виктор достал из-за пазухи широкой белой рубашки точную копию злополучной золототканой ленты из ларца… Одежду, подобную той, что повседневно носят местные жители, они с Медведем еще вчера прикупили на одном из восточных базаров специально для «разведвыхода» в мечеть. Мало того, серьезность операции потребовала провести и серьезные маскировочные работы. Волосы, под чутким руководством Даши, были быстренько перекрашены в смоляной черный цвет, на лице с помощью театрального грима была наведена восточная синева на выбритых щеках, а светлые глаза спрятались за черными контактными линзами. Девушка больше всего расстраивалась, что по местным обычаям женщин в мечеть не пускали, что автоматически исключало ее участие в операции.