Андрей Воронин - Антимавзолей

– Вам еще не надоело мне угрожать?

– Вы не поняли, – терпеливо сказал Глеб. – Вам угрожаю вовсе не я.

– А кто?

– Если бы знать! Видите ли, множество косвенных данных свидетельствуют о том, что вся эта ерунда с подземельями и мумиями может иметь под собой реальную основу. Пока неизвестно, чьи интересы затрагивает это дело, но судьба вашего информатора, этого бригадира строителей, кажется мне показательной. Вы, случайно, не знаете, где он работал, откуда у него такие сведения?

Журналист пожал плечами.

– Не думаю, что вам удастся раскопать что-то еще, – сказал Глеб. – Вы только привлечете к себе внимание, и вас попросту уберут. Не вы первый, не вы последний.

– А вы... – журналист внимательно посмотрел на собеседника. – Вы... кто?

– Уверены, что хотите это узнать? Вот, держите ваши двести долларов, и мой вам совет: уезжайте из Москвы. В течение месяца, а то и двух здешний климат будет очень вреден для вашего здоровья.

Глеб поочередно стащил тяжелые, испачканные подсохшим цементным раствором рабочие ботинки и расстегнул молнию пропыленного комбинезона. Все тело приятно ныло от непривычной нагрузки, и Сиверов мог бы поклясться, что за сегодняшний день руки у него удлинились сантиметров на десять – такое, во всяком случае, у него было ощущение.

Мимо него, шлепая босыми ногами по грязному линолеуму, перебрасываясь шуточками и распространяя тяжелый запах трудового пота, прошла в душ компания голых работяг. Один из них притормозил и, обернувшись, окликнул Глеба:

– Эй, Федя! Слышь, Слепой!

Глеб с трудом сдержал улыбку. Это действительно было смешно: работяги, которые ровным счетом ничего о нем не знали, в первый же день наградили прозвищем, которое на протяжении многих лет было его агентурной кличкой. Причиной были, конечно же, темные очки.

– Ты в курсе, где магазин? – продолжал рабочий, которого звали, кажется, Иваном.

– Угомонись ты, утроба ненасытная, – сказал ему бригадир – немолодой, кряжистый мужик, похожий на заморенного самца гориллы. Бригадиром он стал совсем недавно, после смерти своего предшественника, но авторитетом среди коллег, похоже, пользовался, и притом немалым. – Голодной куме все хлеб на уме...

– А я чего? Я ничего, – рыжий Иван поспешно дал задний ход. – Это дело сугубо добровольное, разве ж заставляю?

– Да нет, все правильно, – сказал Глеб. – Должен же я прописаться, как у людей заведено. Сейчас, душ только приму и сгоняю.

– Ничего ты никому не должен, – сказал бригадир.

– Так я же не в том смысле, – стаскивая пыльный комбинезон, сказал Глеб. Ему подумалось, что надо следить за своим языком: эти люди понимали все как-то не так, по-своему, как будто вкладывали в знакомые русские слова какое-то иное, неизвестное Сиверову значение. Разговор с ними напоминал общение с компьютером, который не понимает намеков и не признает смысловых полутонов. – Я говорю, что надо же как-то познакомиться, притереться, что ли... А это дело – лучшая смазка.

– Это другой разговор, – благосклонно кивнул бригадир. – Полотенце, мыло тебе выдали?

– Выдали, – сказал Глеб, стаскивая через голову пропотевшую майку.

Помимо полотенца и мыла, сегодня утром он получил на складе рабочую одежду, ярко-оранжевую строительную каску, тяжеленный тупой топор, новенькую, в масле, ручную ножовку и молоток без ручки. Рыжий Иван, заметив, как недоуменно Глеб вертит эту бесполезную железку в руках, по собственной инициативе в считанные минуты выстрогал ручку из обрезка березовой доски и ловко насадил на нее молоток. Комментировать неспособность новичка справиться с этой простенькой операцией он не стал, заметив лишь, что в жизни всякое бывает: сегодня ты профессор или, скажем, мент, а завтра, глядишь, пошел на стройке горбатиться – бери побольше, кидай подальше и отдыхай, пока летит.

Позже выяснилось, что он как в воду глядел: часов в десять утра на площадку один за другим потянулись самосвалы с бетоном. Сиверов решил, что ему повезло: теперь, по крайней мере, отпала необходимость пользоваться плотницким инструментом, который он не брал в руки уже много лет. Получив из рук бригадира облепленную засохшим цементом совковую лопату, он приступил к тому, что в мыслях с улыбкой называл "профессиональной переориентацией".

Несмотря на отличную физическую форму, Сиверов быстро устал: эта работа задействовала группы мышц, о существовании которых большинство посетителей тренажерных залов даже не подозревают. Глеб орудовал пудовой лопатой, таскал в паре с рыжим Иваном тяжеленные носилки, перекуривал, сидя на тюках стекловаты, принимал участие в каких-то разговорах, смеялся над рассказанными анекдотами, внимательно вслушивался в каждое произнесенное на стройплощадке слово – и все это не мешало ему продолжать обдумывать сложившуюся ситуацию.