Андрей Воронин - Антимавзолей

У сломанного шлагбаума, некогда преграждавшего съезд на лесную дорогу, стоял еще один пикет, на этот раз армейский. Федору Филипповичу не надо было спрашивать у этих людей документы, чтобы угадать в них спецназовцев, – об этом говорило каждое движение, даже то, с какой кажущейся небрежностью они обращались с оружием. Когда один из них отвернулся, чтобы ответить на вызов по рации, генералу стала видна надпись "ФСБ", крупно выведенная на спине его легкого бронежилета.

– Новости есть? – спросил Потапчук у молчаливого здоровяка, проверявшего его документы.

– Нет, товарищ генерал, – ответил тот и отступил, небрежно козырнув.

Машина миновала светлую даже в это пасмурное утро березовую рощу, пересекла свежо зеленеющий под дождем лужок и углубилась в сосновый бор. Справа от дороги в зарослях каких-то кустов мелькнула полуразрушенная кирпичная стена с черным провалом пустого оконного проема – все, что осталось от караульной будки. Федор Филиппович поймал себя на том, что испытывает странное волнение, нараставшее по мере приближения к цели. Рука в кармане плаща сжимала мобильный телефон. Нет, не стоит, не телефонный разговор. Так ему и было сказано полтора часа назад: "Это не телефонный разговор. Выставьте оцепление, прочешите местность, объявите план "Перехват" и приезжайте, поговорим на месте". "Паршивец, – подумал Потапчук. – Мало того, что выспаться не дал, так он еще и командует!"

Когда по его расчетам до дачи Гургенидзе осталось проехать метров сто, от силы сто пятьдесят, за поворотом лесной дороги они вдруг увидели две стоящие на обочине машины – запыленную белую "девятку" и ржавую красную "копейку". Обе машины были развернуты в сторону шоссе, как будто ехали с дачи... или ждали кого-то, кто собирался быстро оттуда убраться.

– Останови, – сказал Федор Филиппович.

Водитель нажал на тормоз. Генерал выбрался из машины и подошел к "девятке", которая стояла первой. Ему не почудилось: ветровое стекло "Лады" действительно было прострелено, в нем чернела единственная круглая дырка, обведенная белой каемкой крошащихся стеклянных кристалликов. Отверстие находилось как раз напротив головы водителя, который, неловко привалившись к дверце, застыл там, где его застигла смерть. Даже сквозь пыльное, забрызганное дождем стекло было видно, что это кавказец, и тут Федору Филипповичу пришлось задуматься. Кавказцу, да еще и убитому, здесь было совершенно нечего делать.

Он удивился еще больше, когда обнаружил, что мертвый водитель второй машины, тоже кавказец. Его застрелили сбоку, через открытое окно, в которое он выпускал дым последней в своей жизни сигареты. Сгоревший до самого фильтра окурок до сих пор был зажат у мертвеца в зубах; короткоствольный милицейский "Калашников" торчком стоял между сиденьями справа от убитого.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Потапчук и обернулся, как будто намереваясь поделиться своим недоумением с шофером "Мерседеса".

Оказалось, что его личный водитель стоит за машиной, положив на ее крышу вытянутые руки, в которых зажат табельный "Макаров", и держит на мушке лес, причем с таким видом, словно готовится дать решительный отпор целой банде.

– На белок охотишься? – ворчливо поинтересовался Потапчук и поставил торчком воротник плаща, чтобы дождик не капал за шиворот. – Убери свой пугач и садись за руль. Мертвые не кусаются.

Он немедленно пожалел о своей резкости, увидев смущение на лице водителя, но извиняться не стал. Оба вернулись в машину, и спустя пять минут "Мерседес" осторожно, переваливаясь на разъезженных колесами тяжелых самосвалов рытвинах, вполз во двор через распахнутые настежь ворота.

Здесь водитель резко дал по тормозам, но Потапчук этого даже не заметил: не веря глазам, он изумленно озирался по сторонам. Он, конечно, догадывался, что здесь произошло что-то, мягко говоря, нехорошее, но такого все же не ожидал.

На вершине пологого пригорка громоздилась огромная куча тлеющих, дымящихся головешек; то и дело выбивались оранжевые языки угасающего, потерявшего силу пламени. В воздухе висел тяжелый запах гари; серый дым рваными клочьями стелился по земле. Усеянный мертвыми телами двор представлял собой поле недавнего сражения: повсюду трупы в камуфляже и спортивной одежде, разбросано оружие. Федор Филиппович заметил ППШ, выглядевший так, словно неделю назад сошел с заводского конвейера. Потапчук удивился, но вспомнил про бункер, и все встало на свои места.