Александр Афанасьев - Братишки

Стрелять мне приходилось. И на войне, и здесь. Как говорил Чапай, убийство превращается в дело чисто механическое. Вопреки детективам в криминальном мире очень мало профессионалов, большинство – тупое бычье, которому дали в руки дешевое ружье или автомат и которое поливает направо-налево или расстреливает из засады машину. Мне приходилось убивать на разборках, и мне приходилось убивать врагов, сама возможность того, что я могу убрать сам, не нанимая исполнителей, давала мне уважение в темном, сумрачном и грязном блатном мире. Но я никогда не переходил грань – хотя сам ее мог определить с трудом. Например, мне не раз предлагали стать профессиональным киллером, говорили, что у меня талант, подобно Саше Македонскому. Но слава Македонского меня ничуть не прельщала, и я всегда отказывал – в том числе и тем людям, отказывать которым было опасно для жизни. Македонский есть Македонский. А я есть я.

Что я буду делать теперь? Не знаю, я вроде как мирный теперь. Засажу в двигатель, а там посмотрим…

Съехал с дороги, выбрал позицию. На возвышенности, место красивое – лесок, недалеко – прихотливые изгибы речки Кальмиус, дальше на горизонте видны Старобешевская ТЭЦ и терриконы. Терриконы тут повсюду.

Заглушил движок, собрал винтовку и перебрался назад. Машины идут по трассе – «КамАЗов» много. Фуры и углевозы. Тут угольком живут, его же и на нашу сторону толкают – ворованный. На угле здесь многое держится, особенно после того, как у нас в Ростов-ской области стали потихоньку шахты закрывать…

Ага… а вот и Десантник.

Я набрал номе:

– Съезжай с трассы направо…

Братан Десантник и в самом деле был на серой «девятке», и мне почему-то сразу стало понятно, что машина не его. Пока он поднимался по проселочной дороге к тому месту, на котором стоял мой джип, я через прицел рассмотрел, что в салоне, кроме него, никого нет… если лежат только. И за ним никто с трассы не свернул.

Видимо, заметив торчащий из «Террано» ствол винтовки, он резко тормознулся прямо посреди дороги. Я поставил винтовку на предохранитель и вышел из машины.

Дон за то время, пока мы не виделись, закабанел, но не слишком, на лице кое-где уже виднелась сеточка капилляров – значит, злоупотребляет. Это плохо. Он криво усмехнулся, увидев в моих руках винтовку. У него у самого было помповое ружье, типичное братковское оружие.

– Дай гляну. Импорт, что ли?

– Нечего тут смотреть. «Беркут», наше. Чо за движения у тебя?

– Да не, ничо. Валить надо.

– Валить? Давай валить будем…

– Подожди. Еще один чел подъедет.

– Кто?

– Мое дело. У тебя лавешки на трубе есть? Дай…

Я протянул телефон, Дон скривился:

– Чо, на «Нокию» денег нет?

– Не устраивает, давай обратно.

– Да ладно, пошутил… чо ты такой резкий…

– Беркут…

– Чего смешного?

– Да ниче. У нас тут спецназ называется Беркут.

– Это ты от них шугаешься?

– Я от всех шугаюсь.

Десантник набрал номер, коротко переговорил и сбросил. Как я понял, разговор был с женщиной. Он просил ее приехать, и, судя по всему, она была не одна, а с ребенком. Я не вмешивался.

– Фу…

– Приедет?

– Должна.

– А чё с нагрузкой взял?

– Ща как двину!

– Ладно, ладно. Как хоть… нормальная? Такая… – я показал.

– Еще какая. Оля зовут.

– А ребенок? Твой?

– Не… да и какая разница? Отец не тот, кто родил, а тот, кто воспитал.

– Оно так…

Про себя я подумал, что если мы и можем какое-то воспитание дать ребенку – то оно явно не будет образцовым…

– Давай, колись. Во что вляпался?

– А тебе не один ли…?

– Не один, Дон, не один. Я тебя из г… вытаскиваю. Имею право знать.

– Какой я Дон? Я Десантник. Братан Десантник…

– Был бы ты Десантником, летел бы ты…

Жека посмотрел на меня, скривился, сплюнул:

– Лучше тебе вообще этого не знать… да ладно. Фамилию такую слышал – Горчеладзе?

– Нет.

Так я впервые услышал о журналисте Георгии Горчеладзе. Он к тому времени уже пропал без вести, и в Киеве только начинал разгораться скандал, но я про это совершенно ничего не знал. Телевизор я смотрел время от времени – да в России на это и не обратили особого внимания. Пропал журналист и пропал. Найдется…

Никто тогда не мог предположить, чем это все кончится…

– Журик один из Киева. Знаешь, такой… с шилом в одном месте. Рыжего нашего клевал. А теперь пропал с концами, в Киеве буча поднимается.

– Не въехал. А ты-то к этому каким боком? Ты, что ли, его?

– Да не… Ты знаешь, какие у нас правила. Накосячил, отработай или заплати штраф. Вот я зимой накосячил, конкретно. Три фуры с бухлом потерял. Мне сказали: чтобы братва не имела к тебе никаких претензий – отработай. Отправь бригаду в Одессу, там надо с одним ресторатором разобраться, борзым шибко. Я еще прифигел – а зачем для этого с Донбасса бригаду отправлять? Но отправил. Они там, блин, с местными работали – короче, устроили пальбу в ресторане, грохнули человека. Я потом им сам вдул по самые помидоры, насчет мокрухи уговора не было. Побить, поджечь – это одно, а мокрое на себя вешать – совсем другое, ты это понимаешь, да…