Богдан Сушинский - Гнев Цезаря

С того времени прошло уже немало дней, однако досаду из своей души командир крейсера по-прежнему вытравить не сумел. Так что теперь слова флотского чекиста, как в самом деле называли на корабле Гайдука, показались ему «бальзамом на оплеванную душу».

– Вас, наверное, забыли уведомить, подполковник, что в моем присутствии никакие ссылки на былые фронтовые чины и заслуги не принимаются?

Гайдук мельком переглянулся с командиром крейсера.

«А я тебя о чем предупреждал?! – вычитал он в глазах Канина. – Я же говорил, что всякое упоминание о фронте этот на тыловой базе Каспийской флотилии благополучно отсидевшийся адмирал воспринимает как оскорбительный намек, а потому и реагирует на него со всей мыслимой агрессией».

– Так точно, не уведомляли, – признал подполковник. – Да в этом и не было смысла, поскольку в данном вопросе мы с вами единомышленники.

Контр-адмирал недоверчиво окатил его взглядом с ног до головы и проворчал:

– Ну-ну, посмотрим, как оно со службой сладится…

Декабрь 1948 года. Сицилия.

Вилла «Центурион»

Пока линкор находился на военно-морской базе в Таранто, корвет-капитан Сантароне еще кое-как поддерживал в себе ощущение того, что, собственно, пока что не все потеряно и что такие «плавучие форты», как «Джулио Чезаре», «Конте-ди-Кавур» и «Литторио», способны стать основой возрождаемого итальянского флота. Но теперь у него были все основания сказать себе: «Возможно, когда-нибудь Италия и добьется некоего возрождения военно-морского флота, но произойдет это уже не при твоей жизни».

Да, войну Умберто завершал командиром подразделения морских диверсантов-подводников «Десятой флотилии MAС» [8]под командованием самого Валерио Боргезе. Однако начиналась его флотская карьера все же в составе команды «Джулио Чезаре», где он, тогда еще молодой лейтенант, командовал аварийно-водолазной службой.

Вроде бы и находиться в составе команды «Чезаре» ему довелось недолго; и ничего такого особенного с его участием на корабле не происходило. Но, как бы потом ни складывалась его судьба, он всегда гордился, что некогда принадлежал к «морским дьяволам Цезаря», как называли себя моряки линкора, и что первое боевое крещение принимал на борту этого гиганта. Со временем этот же термин – «морские дьяволы» – Умберто внедрил и в школе морских диверсантов.

Вспомнив об этом, Сантароне тут же машинально повторил:

– …Кто бы мог предположить, что кораблю этому не суждено будет не погибнуть в бою, не стать учебной плавучей базой морской академии, как это планировалось в конце войны, а что его низведут до статуса некоего заложника военно-политического торга? Именно поэтому линкор и напоминает мне сейчас легионера, обреченного на децимацию.

Они проследили за тем, как надстройка корабля медленно заходит за растерзанную ветрами прибрежную скалу и растворяется в предвечернем мареве. Пронизывающе холодный, влажный ветер, который резким порывом ударил им в спины, мог зарождаться только на материке, на теперь уже заснеженном высокогорье Калабрийских Апеннин. Мужчины поежились, подняли воротники утепленных армейских плащей и тоскливо, как способны смотреть на море лишь окончательно списанные на берег моряки, устремили свои взоры в сторону выхода из бухты.

– Все мы теперь подлежим децимации, корвет, – возобновил прерванный разговор оберштурмбаннфюрер СС фон Шмидт, всегда именовавший Сантароне только так – «корвет», опуская вторую часть его чина «капитан». – Через которую рано или поздно обязан будет пройти каждый из нас, солдат последней великой войны.

– Если согласиться с той мыслью, что в роли опозорившегося легиона выступает весь итальянский народ, – обронил Умберто, направляясь к видневшейся чуть выше, на краю кремнистого плато, вилле, с очень удачно, по теме, «подобранным» названием – «Центурион». – Впрочем, германский народ выступает сейчас в той же роли.

– Ни щадить, ни тем более уважать побежденных в этом мире не принято, – развел руками барон, пропуская корвет-капитана мимо себя, на широкую, брусчаткой выложенную дорожку, неспешно петлявшую по склону горы. – И не нами это заведено.

– Речь идет не о пощаде. Важно, чтобы это поражение стало уроком и для наших штабистов, и для будущих фюреров.

– И для «будущих фюреров»? – поползли вверх брови фон Шмидта.

– Ибо создается впечатление, что трагедия Второй мировой так ничему и не научила их.