Богдан Сушинский: Гнев Цезаря

– Тут многое сказалось, – вдруг воодушевился их вниманием командир албанского конвоя, – упорство албанцев, ненависть к врагу, умение вести партизанскую войну в горах, наконец, сплоченность нации… Кстати, контрразведка… Албанцы что, в самом деле, по-настоящему укрепили этот остров? – обратился к начальнику службы безопасности.

– По имеющимся данным, на Сазани расположена стационарная береговая батарея. Кроме того, здесь несут службу зенитная батарея, пограничная застава и отдельный егерский батальон, или, как они его здесь называют, «батальон горных стрелков», которые считаются наиболее боеспособными солдатами албанской армии.

– Вы информируете меня о гарнизоне острова с такой тщательностью, словно получили приказ блокировать этот клочок суши и высадить на него десант.

– Никак нет, приказа не последовало, – густым сипловатым басом уведомил его подполковник Гайдук. – К тому же в моем распоряжении всего горстка бойцов.

– Что значит «всего горстка»? – проворчал контр-адмирал и только теперь внимательно присмотрелся к подполковнику контрразведки, который за все время перехода почему-то старался не очень-то светиться ни на палубе, ни в кают-компании крейсера, предпочитая проводить время в отведенной ему каюте, вместе с двумя другими офицерами своего подразделения. – Перед походом меня упорно заверяли, что именно контрразведка является чуть ли не элитой нашего флота. Похлеще горных стрелков – в рядах непобедимой албанской армии.

– Надеюсь, в определении достоинства албанской армии вы обошлись без свойственной всем прочим офицерам иронии? – сдержанно улыбнулся Гайдук.

Контр-адмирал мгновенно побагровел, однако вовремя взял себя в руки и, уже приблизив бинокль к переносице, с наигранным укором заметил:

– На слове пытаешься ловить, флотский чекист? Ну-ну…

– Всего лишь констатировал, что в оценке достоинств армии наших союзников, как и по большинству остальных вопросов, расхождений у нас нет.

– Вот это правильная резолюция, подполковник. – Забыв на какое-то время о бинокле, командир конвоя повернулся к Гайдуку лицом и смерил его долгим, тяжелым взглядом.

В эти мгновения Ставинский видел перед собой крепко скроенного рослого мужчину, которому уже было за сорок и скуластое худощавое лицо которого, с характерно поджатыми губами, представляло собой не лик живого человека, а некий слепок гипсовой маски, с хорошо отпечатавшимися на ней волевыми чертами.

– Что же касается моих флотских чекистов, то заверяли вас, товарищ контр-адмирал, справедливо. В конечном итоге все они – капитан Конягин, старший лейтенант Выдренко, старшина Выхохлев, сержанты Колобов и Залесов… проверенные бойцы, фронтовики, а главное, почти все проходили службу в морской пехоте и не раз принимали участие в десантных операциях. Пятеро из них прошли подготовку боевых пловцов. Еще четверо имеют квалификацию водолазов-ремонтников.

– Значит, подбирали все-таки не в штабной суете, а вполне осознанно и с определенным расчетом, – проворчал Канин, явно пытаясь оправдаться в глазах контр-адмирала.

– Когда дело дойдет до приема линкора «Джулио Чезаре», – проигнорировал его рвение Ставинский, – вашим бойцам, подполковник, придется тщательнейшим образом обследовать не только все закутки этого огромного корабля, но и его корпус, особенно днище. Словом, головой отвечаете за все, что может произойти нештатного при проводке линкора в район Севастополя.

– Многострадальная моя голова, товарищ контр-адмирал, – парировал Гайдук. – За что только она не отвечала в годы войны!

Услышав его ответ, командир крейсера мстительно улыбнулся. Он недолюбливал выскочку Ставинского и даже не пытался скрывать это. Там, в Севастополе, он втайне рассчитывал, что командиром албанского конвоя назначат все же его, соединив эту должность с должностью командира крейсера.

Поначалу в штабе Черноморского флота так и решено было, однако в ситуацию вмешался давнишний покровитель Ставинского, заместитель министра Военморфлота вице-адмирал Левченко [7]. Вместе с двумя направленными из штаба флота СССР инженер-капитанами второго ранга, специалистами по техническому оснащению и вооружению военных кораблей, в Севастополь прибыл и приказ министра о назначении командира конвоя. Вот только красовалась там фамилия не его, Канина, а контр-адмирала Ставинского, уже около года числившегося на должности инспектора береговых подразделений Черноморского флота, то есть по существу – в резерве его командования.