Олег Алякринский - Гастролер

Медведь умолк и взглянул на Нестеренко.

— Да… — протянул Егор. — Видно, тот выговор ему до сих пор душу гложет. Я думаю, надо все сделать честь по чести. Нанять очень толкового адвоката — а вдруг до суда дойдет? Пусть он разбирается с прокуратурой… В любом случае у тебя же алиби — ты действовал по указанию и с ведома НКВД. Хоть ты никаких бумаг не подписывал, но все равно, считай, был у них в нештатных сотрудниках.

— Как скажешь, академик! — воодушевился Медведь. — Ты уж, будь добр, пособи мне с адвокатом, а мне надо еще одного товарища найти. Этот товарищ, я уверен, мне будет защитник хоть куда!

Ветеран КГБ СССР, персональный пенсионер Андрей Андреевич Рогожкин жил на Таганке, в большом кирпичном доме над валютным магазином «Березка». Как и все бывшие сотрудники карательных органов эпохи культа личности^ жил он бедновато и таил страшную обиду на нынешнюю власть. Жена его Агриппина Даниловна, свихнувшаяся в старости от неумеренной тяги к спиртному, доводила его до белого каления, да и к тому же еще его сынок, сорокалетний обалдуй, был записным тунеядцем и тянул из дома бывшего опера хрусталь да серебро не хуже иного вора-домушника.

Рогожкин, уже не будучи в состоянии справиться с бездельником-сынком и супругой-алкоголичкой, писал во все, какие только возможно, инстанции жалобы и требовал оградить его от докучных родственников. Но общественность не помогала и отмалчивалась. Наконец ему пришла идея вынести свои печали на газетные страницы. И старик Рогожкин пригласил для проживания в одной из своих почти пустующих четырех комнат молодого журналиста, чтобы тот в цветах и красках расписал неустроенность жизни заслуженного работника славных органов. Что тот по-честному и сделал…

Так по чистой случайности узнал Медведь, что его бывший энкавэдэшный куратор жив-здоров. Выяснить его адрес было делом техники. И Георгий Иванович решил, не откладывая, навестить своего давнишнего «работодателя», вербовавшего его в суровые сталинские довоенные на работу для органов.

Георгий Иванович позвонил в звонок, и через пару минут за дверью кто-то завозился, тщательно рассматривая его в глазок.

— Кого надо? — спросил надломленный старушечий голос.

— Рогожкин Андрей Андреевич здесь проживает? — спросил Медведь строгим официальным тоном.

— А вы кто такой? — все так же дребезжа, продолжал допытываться голос за дверью.

— Я с его… прежней работы. Коллега. У нас к нему важное поручение!

Дверь тихонько приоткрылась. Здесь, у входа в квартиру, в сумерках прихожей, освещенной одной тусклой маленькой лампочкой, стояла низенькая старушка.

— Андрей Андреевич дома?

— Ну, если же я вам открыла — значит, он дома, — проворчала старушка.

Георгий пригляделся к ней повнимательнее. Боже мой! Неужели? Неужели Агриппина Даниловна? И Медведь вспомнил сведения, полученные в «Мосгорсправке». Батюшки, да это же жутко постаревшая и увядшая Гриппа, подружка сексотки Нинель, одна из тех разбитных бабенок, которых Рогожкин приволок в Измайлово встречать тот памятный Новый год… Ну дела…

— Я могу его увидеть?

— Сейчас я вам его вызову, — тряхнула старушка головой и, не узнав гостя, зашаркала по коридору, но, остановившись, добавила вновь с подозрением: — Только вы тут стойте и отсюда не уходите. И ничего, пожалуйста, не трогайте.

— Все будет, как вы скажете, — уверил старуху Медведь.

Агриппина Даниловна скрылась за дальней дверью. Он оглядел стоящие вдоль стены шкафы — штуки три одинаковых двустворчатых замызганных шкафа. Медведя обуяло любопытство, что мог хранить в этих гробах бывший энкавэдэшник. Он тихо приоткрыл одну створку и поразился: весь огромный шкаф под самую завязку был забит холщовыми мешками и целлофановыми пакетами, заполненными различными крупами, сахарным песком, солью. Из некоторых, пожелтевших от времени пакетов через прогрызенные мышами щели при прикосновении тихими струйками вытекало содержимое.

— Я же вас просила ничего здесь не трогать! — Старушка появилась перед ним неожиданно и беззвучно, как привидение.

— Извините. Оно само открылось, и я невольно… — спокойно объяснил Медведь и как ни в чем не бывало уточнил: — Так где же Андрей Андреевич?

— Идет! — ответила Агриппа обиженно.

Из дальней двери вышел постаревший, сгорбленный и, видимо, иссушенный какой-то внутренней болезнью Рогожкин. Он тщетно пытался изображать былую выправку и стать. Но ему это плохо удавалось.