Олег Алякринский - Гастролер

Через мгновение дверь резко распахнулась настеж и через порог прыгнул с криком и матерщиной здоровенный парень. Медведь узнал блеснувшую лысину Калины, почему-то тоже оказавшегося в доме. Калина был очень высок и могуч. Как рассказывали, в драке этот детина впадал в страшную ярость и остановить его было практически невозможно. Он и первый-то свой срок получил за подобную вспышку ярости, убив своего бригадира на заводе только за то, что тот пытался заставить его выйти на работу в праздничный день…

Медведь подумал, что с Катиной придется повозиться, но ошибся. Сопящий то ли от ярости, то ли от волнения Кот с зажатым в руке ножом ринулся вперед, на выскочившего из дома безумца, и на мгновение прилип всем телом к великану Калине. Тот, даже не успев ничего понять, вдруг охнул и с тихим жалобным стоном стал сползать на ступени крыльца.

Московские воры молча наблюдали агонию великана. Медведь очнулся первым и тихо дал команду:

— Решето не трогать, Решето мой!

Серый вновь чуть приоткрыл дверь. На этот раз он там в темных сенях никого не заметил.

— Ну что? — спросил он через плечо.

Медведь кивнул:

— Поехали!

И началось. Один за другим четверо ворвались в сени. Заскользили по дому, как тени, как волки, как привидения. Кто-то рванул на второй этаж, кто-то в боковую комнату. Медведь с Серым вбежали в гостиную, где, судя по всему, за столом совсем еще недавно велись переговоры. На столе стояли закуски и початые бутылки с водкой и коньяком. В свете луны также были видны в спешке брошенные стопки иностранных банкнотов. Навстречу нападавшим раздались беспорядочные выстрелы. В доме поднялся страшный хай, все орали разом — и нападавшие, и застигнутые врасплох, которые отбивались кто чем мог: стульями, табуретками, кочергой. У кого были с собой волыны — палили в темноту без разбору.

Медведь орудовал ножом, хоть и не пристало вору самому вершить суд. Но не сдержался на сей раз вор, потому как по-человечески не мог хладнокровно снести подлое, коварное предательство Решета.

Из соседней комнаты раздался страшный, звериный вопль. Медведь метнулся туда. Посреди комнаты, неестественно выгнув шею, на животе лежал Буза, его голова была оттянута далеко назад, словно он высматривал кого-то за спиной, а, видать, смерть подстерегала его впереди: под парнем растеклась красная лужа, глаза уже стекленели, хотя тело еще отказывалось умирать и мелко-мелко дергалось в предсмертных судорогах.

Рядом с Бузой лежали вразброс трое пацанов Решета. Все были бездыханны. Буза хорошо поработал перед смертью своим армейским тесаком, располосовав противников так, что уже никакой врач им бы не помог. А в соседней комнате шла страшная бойня.

Медведь ринулся на шум драки. За дверным проемом, в большом просторном помещении, где у Бульки располагалась кухня, четверо были заняты кровавым делом. Кот и Серый отмахивались от двух здоровенных громил. Крепкий и ладный, как боксер-средневес, Кот в конце концов сумел садануть одного из здоровяков ногой. Тот потерян равновесие и влетел затылком в газовую плиту, от страшного удара тут же потеряв сознание. С другим они справились легко, одновременно с двух сторон всадив в оборонявшегося ножи. Барыга, а это был он, весь задергался, словно тюлень, по жирному телу волнами прошла дрожь, и он, обмякнув, буквально повис на руках подхвативших его Кота и Серого.

Через пять минут с бандюками Решета было покончено. Сам Решето, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту, валялся в углу гостиной. Его взяли после короткой перестрелки на втором этаже. Теперь следовало поставить последнюю точку в деле, чтобы в дальнейшем никому неповадно было идти поперек решения большого воровского схода. Петрок Решето не успел короноваться, а потому не требовалось дожидаться ближайшего очередного схода, чтобы приговорить того к смерти, как это обычно делалось, когда речь шла о судьбе законного вора.

Сейчас высшей инстанцией здесь был сам Медведь. Это понимали все, и прежде всего сам Решето.

— Вот ведь как оно бывает, Петрок, — тихо обратился Медведь к Решету. — Ты не захотел подчиниться решению схода. Ты подло поднял руку на смотрящего. Теперь у тебя осталась одна дорога. Молись. Ибо времени у тебя мало. По этой дороге в ад ты сейчас и отправишься как последний гад, как крыса и беспредельщик.

Слова Медведя звучали в тишине как колокол, собравшиеся вокруг московские урки, только что штурмом взявшие этот дом, молча слушали справедливые слова.