Олег Алякринский - Гастролер

«Что ж, рано или поздно этот день должен будет наступить, — думал Медведь без печали, — и надо быть ко всему готовым, особенно к визиту дрянной старухи с ржавой косой»,

Но ему не хотелось, чтобы после его ухода построенная им империя разом рухнула и развалилась. Он давно уже озаботился мыслью о том, как бы передать свое дело в надёжные руки, чтобы его начинания были подхвачены и продолжены, а не растасканы по углам матерыми волчарами — криминальными авторитетами, которые в одночасье раздерут все по клочкам.

Быбрав еще семь лет назад себе молодого преемника, Теории! Иванович негласно наблюдал за ним и пока ни разу в нем не был разочарован… Владик Смуров. Он же Владислав Щербатов. Он же Владислав Игнатов. Он же коронованнвй вор в законе по кличке Варяг. Достойный продолжатель дела Медведя.

Свое окончательное решение старик принял уже давно и знал, что еще сможет за него побороться, если вдруг кто-то из уважаемых авторитетных людей сегодня вздумает встать на дыбы и возмутиться — иначе бы и не стоило зазевать столь долгую игру с возведением Варяга на такие высоты.

И вот этот день настал. Решающий день, о котором знати только Егор Нестеренко и он, Медведь. «Сегодня в представлю Варяга большому сходу как нового смотрящего, — размышлял Медведь у себя в кабинете на втором этаже. — День коронации настал. Решающий для меня и для него день, определяющий. На что еще ты способен, Медведь, стоящий на краю разверстой могилы?»

«Лучший вожак в стае людей — это не всегда самый сильный, не всегда самый умный, не всегда самый хитрый или жестокий, но всегда бескомпромиссный в своем знании нужного пути — так думал Медведь, тяжело ворочаясь в глубоком кожаном кресле. — И здесь я не пойду ни на какие им уступки. Даже если придется их всех сломать через колено. А время на это, надеюсь, мне еще Бог отпустил».

— Алек! — дрогнувшим голосом слабо позвал он и нажал кнопочку звонка.

Тот явился сразу же, будто стоял за дверью кабинета и ждал вызова.

— Слушаю, Георгий Иванович!

— Все прибыли?

— Все, Георгий Иванович!

— Ты извинился перед ними, что я не смог их встретить?

— Да! Я сказал, что у вас небольшая температура и вы встретитесь со всеми в банкетном зале.

— Хорошо! Иди!

Алек так же неслышно исчез, как и появился.

«Пусть наговорятся, и думают, что старик уже совсем сдал и даже встретить не может гостей, как положено, у входа в свой дом. Но мы их разочаруем!» Он остановился у зеркала и почти машинально, даже не вглядываясь в свое отражение, поправил галстук.

Из темной бездны на него глянул усталый древний старик и позвал: «Постой! А ты в себе-то уверен?»

Медведь вгляделся в зеркало, заглянул в глаза этому давно знакомому, но сейчас чужому, усмехнувшемуся хитрой улыбкой знания вечности старцу.

— Уверен! — тихо, но твердо ответил ему Медведь.

«А я вот нет! Я не уверен! Знаю, что все то, что ты так долго складывал по кирпичику, — не будет стоять вечно. Так тогда чего же стоит эта твоя уверенность?»

— Ты забываешь, что я лишь уверен в себе и для вечности ничего не строил. Я тебя не пойму. К чему ты ведешь в своем пустом разговоре о вечности?

«Правда? — усмехнулся всезнающий старец. — А может, ты все же хочешь, желаешь узнать, что будет?»

— Ну, говори! — бросил в зеркало Медведь. — Интересно послушать!

«Боже мой! — засмеялся беззвучно и с сожалением старец. — Вор, ты, видно, много последнее время стал читать! Не Шекспира ли ты начитался? Слыхал о таком?»

— Короче!

«Ну что ж! Скажу!.. Собранные тобой в стаю волки рано или поздно все равно загрызут твоего последыша. Они не поспевают за тобой. Они с годами становятся послушными рабами своих первобытных инстинктов. Алчность, зависть и злоба — вот что ими движет. Это когда-то, очень давно они были новыми ворами, объявившими войну «нэпманам», ворам старой закалки, а сейчас и они в свой черед постарели — и все позабыли. И тот, кто идет вослед тебе, обречен на кровавые разборки с ними! И пусть он будет даже сильнее, умнее и изворотливее, ему все равно придется все выстраивать заново! И пройти сквозь немалую кровь! Так скажи, к чему весь этот твой спектакль с представлением преемника и его коронацией? Как тот спектакль в восемьдесят третьем с похоронами на Ваганьково и с поминками Восемь лет прошло, а ты все играешь в бирюльки…

Да сдюжит ли Варяг взять в свои руки эти вожжи? Не дрогнет ли, не сорвется ли? Не заблуждаешься ли ты, старик, в своей уверенности!»