— Перед началом обыска предлагаю вам добровольно выдать находящиеся в квартире вещи, добытые заведомо преступным путём либо запрещённые к гражданскому обороту: наркотики, оружие… — произнёс Волгин ритуальную фразу.
— Какое здесь оружие? — Михаил поставил закорючку на нужной строчке бланка.
— Значит, ничего запретного у вас нет?
— Ищите. Что найдёте — все ваше.
— В квартире имеются вещи, не принадлежащие вам или Каролине Шажковой?
— Навалом. — Михаил указал на дверь в конце коридора. — Там хозяйка, когда уезжала, заперла своё барахло. Ключа у нас нет. А всё остальное — моё и Принцессы.
— Кроме мебели, — строго уточнила женщина-понятая, и Михаил кивнул:
— Конечно, мебель тоже не наша.
Начали с коридора. Катышев участия не принимал, стоял, заложив руки за спину, разглядывал поочерёдно то гравюру на стене, то Михаила, который, было похоже, хотел задать много вопросов, но сдерживался. Может, стеснялся соседей или не рассчитывал на откровенность ментов. А может, сам знал все ответы и боялся проколоться, ляпнув что-то такое, чего ему как будто бы знать ещё рано, то, что пока знать может только убийца. Стоял молча, бледный до синевы, подпирая спиной дверь кладовки. Острый кадык на его шее дёргался, губы тряслись, а рукам он так и не смог найти достойного места. Скрещивал их на груди, совал в карманы брюк, складывал на затылке, понуро опустив при этом голову, или принимал позу футболиста перед пенальти. Тяжёлый взгляд соседки он выдерживал в неподвижности меньше минуты, после чего всякий раз шумно вздыхал и менял позу.
«Похоже, парень не при делах, но о чём-то догадывается, — пришёл к выводу Волгин. — Может, и не знает, кто стрелял, но мысли о причинах убийства имеет»,
Вешалку заменяли оленьи рога, прибитые к стенке справа от входа. Акулов молча указал на короткое чёрное пальто, висевшее поверх женской шубки в чехле. На металлической полочке рядом с рогами лежали шапка-«формовка» из тёмного меха, вязаная шапочка и кепка. Присев на корточки, Акулов выбрал из ряда обуви мужские утеплённые ботинки, потрогал, перевернул. Кожа пятки и мыска была влажной, рисунок подошвы в общих чертах совпадал с тем, который остался на снегу возле дома Виктории.
— Ты сегодня куда-нибудь ходил? — спросил Андрей, выпрямляясь.
Михаил заметно промедлил с ответом:
— Час назад вернулся из магазина.
— Что покупал?
— Сигареты.
— Покажи.
— В кармане пальто. — Михаил скрестил руки на груди.
Акулов кивнул и достал пачку красного «Мальборо». Открыл, пересчитал:
— Одна, две, три… Восемь штук! Час назад, говоришь? Ты много куришь.
— А что, это запрещено?
— Врачи предупреждают…
— Минздрав докаркается.
Катышев усмехнулся:
— Готов поспорить, что и окурков мы не найдём. Может быть, пару штук, не больше.
— Меня раздражает их запах, и я стараюсь выбрасывать хабарики сразу.
— В окно?
— В унитаз. Топлю, как котят.
— Ну-ну… Зря ты, Миша, не хочешь с нами по-хорошему говорить.
— С какой стати я должен вам радоваться? Вломились в мой дом с плохими вестями, шарите по карманам…
— Зря, Миша. Потом пожалеешь.
В ванной комнате, туалете и кухне ничего интересного не нашлось. Акулов только отметил, что Каролина и Миша жили побогаче, чем Вика и… И неизвестно кто. А может, просто не считали своё жильё временным, вот и расходовали больше денег на обустройство быта. Проверяя догадку, он спросил:
— Надолго сняли квартиру?
— Заплатили за год вперёд. Хозяйка выехала в Германию на ПМЖ. — Показалось, что Михаил немного вздёрнул подбородок, словно хотел дать понять, что не одна Каролина платила, что и он вложил толику денег в семейное благополучие, — или же, догадываясь, что операм известно о его роли альфонса, пытался показать, что его такое положение дел не смущает, оправдываться он не собирается и насмешками на данную тему его не проймёшь, хоть ты тресни. Поэт выше толпы — следовательно, и альфонс выше ментов.
Сазонов заинтересовался кладовой, к дверям которой прилип Михаил.
— Разрешите…
— Пожалуйста, если вам так интересно. — Непризнанный гений освободил доступ в хранилище.
Кладовая имела размеры метр с четвертью на пятьдесят сантиметров и была жутко захламлена. На самодельных полках теснились коробки с тряпьём, плотно, как шпроты в банке, висела ношеная одежда всевозможных фасонов и размеров, от детской до взрослой, вышедшей из моды лет тридцать назад. Стояли три пары лыж, разломанные санки, радиола модели семидесятых годов, на полу — два фанерных чемодана и коробка с виниловыми пластинками.
Читать дальше