Сергей Майоров - Месть Акулы

От центрального входа к месту встречи направился человек. Он старался двигаться решительно, но постоянно озирался и сбивался с шага. Окружающая обстановка на него явно давила. Он привык к другой обстановке. Светлой, чистой. Праздничной. Яркой. Был хорошо заметён момент, когда он подумал, не повернуть ли обратно. Наверное, только мысль о том, что он уронит себя в глазах слизняка Миши, вынудила его не остановиться. Постепенно шаг стал более упругим, плечи расправились. Руки из карманов короткой куртки он не вынимал.

Акулов сунул руку за пазуху и включил диктофон. Сорокапятиминутная кассета обеспечивала двойной запас времени — так долго трепаться с врагом Андрей не собирался. Запись разговора была нужна на случай, если события развернутся по худшему из вариантов сценария и дело дойдёт до суда. После диктофона Андрей поправил нож, который теперь висел поверх свитера, и проверил спрятанный в левом рукаве выносной микрофон,

Человек приближался. Теперь и он мог видеть Андрея. Как и было рассчитано — один силуэт без лица. Если он обнаружит подмену и попытается скрыться, в игру вступит Волгин. Во всех других случаях Акулов предполагал справиться сам. Почти во всех.

Не обнаружил.

Раз, два… Можно!

Андрей метнулся ему навстречу, как пущенный из пращи камень. Расстояние было кратчайшим, только человек с очень хорошей реакцией мог бы защититься от нападения. Убийца такой реакцией не обладал, а кроме того, настроился на встречу с тюфяком Мишей, заведомо не способным кого-нибудь атаковать.

Андрей не стал мудрить. Ударил в пах, как по футбольному мячу.

Когда убийца свалился, сказал:

— Здравствуй, герцог Синяя Бородавка!

— Родители меня баловали. Особенно мама. Отец всё время на работе пропадал, а она дома сидела. Собой занималась. Собой и мной. Зря, наверное. Лучше бы я на улице воспитывался. Надо быть сильным, а я вырос избалованным. Дома — король, а в школе любой двоечник мог дать мне по шее и отобрать деньги. Или значок. Я в самой обычной школе учился, хотя отец, конечно, мог бы пристроить меня в какое-нибудь элитное заведение, где были только дети «шишек». Он ведь и сам в те времена был «шишкой» немалой. Но он отдал меня в обычную школу. Решил, наверное, что там у меня воспитается настоящий мужской характер. Такой же, как у него. Отдал, а сам от воспитания отстранился. Со мной мама нянчилась. Охала, когда я приходил с синяком или в разорванной рубашке. И грозилась постоянно, что пойдёт к директору. Но так ни разу и не пошла. Обычно я отговаривал.

Чтобы стать сильным и уметь себя защитить, я пошёл в секцию бокса. На второй тренировке мне разбили нос, и мой бокс закончился. Мама сказала, что никуда больше не пустит. Я уговорил, чтобы разрешила мне попробовать борьбу. Попробовал! Так шваркнули об ковёр, что я неделю за поясницу держался. Мама хотела сходить к тренеру, поругаться. Папа отговорил. Сказал, что все с этого начинали. И он тоже. А больше ничего не сказал. И не сделал.

А потом я увлёкся стрельбой. Это было моё! Я мог не вылезать из тира часами. Там был другой мир. В том мире я был сильный. Сколько раз случалось, что до дверей тира мне приходилось бежать, спасаясь от уличной шпаны. Но за дверью я был король. Почти что как дома. Я стрелял по мишеням и представлял, что расстреливаю своих врагов. У меня все виды оружия шли хорошо. Больше всего мне нравился пистолет. Я мечтал, как пойду с ним по улице. Спрячу, чтобы никто не видел. Буду ждать, пока они подойдут. Буду специально привлекать их внимание. Нарываться. А когда они подойдут, я приставлю ствол ко лбу вожака — и они сделают всё, что я захочу.

Я участвовал в соревнованиях, дошёл до уровня кандидата в мастера спорта. К этому времени жизнь как-то наладилась. Я учился в политехе, нашёл там друзей. Но детские обиды все равно вспоминались.

После института папа пристроил меня на завод. Всё было так, как я раньше рассказывал. Самодеятельность, спорт. В нашей стрелковой команде я считался лучшим. А лучшим среди танцоров была Анжелика. Боже мой, как я её хотел! Чего только не делал, чтобы добиться. Всё бесполезно. Она специально держала меня на расстоянии. С другими спала, а меня даже не целовала. Разве что 23 февраля, когда всех мужчин поздравляли. Мне кажется, она уже тогда знала, как меня можно использовать.

В девяностом году папа вышел на пенсию и через несколько месяцев умер. Сердце. Загнал себя на работе. Не выдержал вынужденного безделья — его ведь выпихнули из аппарата, «ушли». Мама после этого заболела. Я никогда не думал, что она его любит. Думал, просто привыкла. Ей так было удобно. Оказалось — не так. Любила. И вскоре после него умерла. Над её могилой я понял, что детство закончилось.