– Тогда, если есть время, подъезжай: будем совместный план работы писать. Сейчас шум начнется, все нас проверять станут – и потребуют его в первую очередь.
Адвокат Вениамин Яковлевич Трубоукладчиков, нанятый братвой для Копы, был солиден и опытен, благоухал одеколоном и между фразами, на манер известного телеобозревателя, так долго тянул такое бесконечное «э-э-э», что Копе нестерпимо захотелось дать ему в ухо.
Убрав кулаки в карманы, Копа высидел лекцию. Главное прозвучало в конце: с трудом, но удалось добиться освобождения.
Адвокат выжидательно посмотрел на подзащитного, но в мутных глазах последнего плескалось так мало осмысленного, что ставить вопрос о квартире, хотя бы намеком, он не решился, рассудив, что предварительную проработку проблемы стоит доверить Санитару.
Дознавателя, который должен был освободить задержанного из узилища, ждали долго, но зато потом он все решил за пять минут. Влетел, подобный метеору, протараторил стандартный текст, дал расписаться на бланках и убежал, размахивая папкой, дознаваться по другим делам.
Аромат его парфюма смешался с адвокатским и проиграл в неравной схватке.
Копа, привыкший к несколько иному ритму жизни, посмотрел недоверчиво:
– Я что, теперь свободен?
– Да. – Вениамин Яковлевич принялся доставать из портфеля бумаги по другому делу. – Будете являться по первому вызову, а в перерывах – собирать разные справки, необходимые следствию. Являться советую вместе со мной, но это мы еще обсудим. Так что до свидания. Вас ждут друзья, а у меня, простите, остались еще дела в этом печальном заведении.
– Ну, спасибо.
Появившийся контролер вывел Копу из комнаты допросов в коридор, так что бывший узник не услышал брошенного ему в спину:
– Спасибо – это много…
Продукты, оставшиеся от засланной Санитаром передачи, Копа благородно оставил сокамерникам. Перед тем, как железная дверь изолятора временного содержания открылась на выход, ему вернули шнурки и ремень.
– До встречи, – сказал милиционер, и Копа автоматически кивнул прежде, чем осознал смысл услышанного.
На улице моросил дождь. Сгорбившись и натянув капюшон. Копа двинулся к выходу со двора, прикидывая, к кому бы завалиться за выпивкой и отпраздновать освобождение, но был остановлен двумя неизвестными, вышедшими навстречу ему из автомашины.
– Минуточку, – сказал один из них, показывая удостоверение. – Уголовный розыск. Отдел по борьбе с имущественными преступлениями.
– С кем?
– С инопланетными пришельцами, – оперативник распахнул заднюю дверцу бежевого УАЗа. – Садись, поехали.
– Куда? Слышь, я не знаю, с кем вы там боретесь, меня это мало колышет, но ты чего-то путаешь. Да меня только что выпустили! Нет такого закона, чтобы сразу сажать.
– Ну почему? Отсидел за пистолет, а теперь по грабежам к тебе вопросы появились.
Копа оглянулся на тюремные окна. Пять минут назад он вышел из камеры – и, похоже, скоро вернется обратно. Ироничный, уверенный вид оперов подсказывал, что сейчас у них на руках все козыри. Он вспомнил, как его снимали для телевидения вскоре после задержания. Еще тогда испугался, что могут опознать, но три дня прошло, дополнительных обвинений никто не предъявил, и он успокоился, тем более что сокамерник – опытный, засиженный мужичонка – подтвердил: сейчас все боятся и к ментам не идут.
В голове у Копы помутилось, и он бросился на оперов. Схватка была короткой: испитая печень бывшего штангиста сдалась при первом же контакте с кулаком призера «Динамо» по боксу. Оставалось только орать, когда надевали «браслеты» и запихивали в машину.
– Чудак человек! Нашел, где сопротивляться.
Копу отвезли в отделение, где все было готово для проведения следственных действий. Какое-то время он продолжал буянить, но после того, как четверо потерпевших его уверенно опознали, притих, а протокол допроса подписал совсем мирно.
– Может быть, адвокат, тебе все-таки нужен? – спросил следователь, готовясь заполнить протокол задержания.
– Да на хер он сдался? Только бабки сосет! Я сразу понял, что ему хата моя нужна, все ждал, когда спросит, а он чего-то меньжевался. Дайте лучше закурить.
Умиротворенный сигаретой, Копа принялся философствовать, наблюдая, как на желтоватую бумагу ложатся строчки, лишающие его свободы:
– Что мое – то мое. Отсижу! Уважаю, что чужого не вешаете.
– Тебе свое бы унести…
– За свое не обидно. За свое можно и посидеть. Но, прошу обратить внимание, квартиры я не чистил. С того, что я у барыг брал, они беднее не стали. И не стрелял я ни в кого!
Читать дальше