Владимир Першанин - «Братская могила экипажа». Самоходки в операции «Багратион»

– Из мореманов? – спросил Бакулин.

– В Астрахани в порту работал. А в море на рыбалку только ходил.

– Моряк, – заключил капитан. – Если внезапно ударить по этому муравейнику, большой переполох можно устроить. И штабную шатию разогнать, и склады на воздух поднять. Как думаешь?

– Сил маловато, – неуверенно ответил сержант. – В селе фрицев сотни две, а может, и больше. Зенитки у складов. Противотанковая батарея на дальнем конце.

– В том-то и дело, что на дальнем. Когда склады взрываться начнут, им не до стрельбы будет.

Бакулину не понравился взгляд лейтенанта Морохи. Он смотрел в сторону, покусывая губу, словно разговор проходил мимо него.

– Ну а ты что думаешь, Морока?

– Мороха, – резко обернулся лейтенант. – Сергей Мороха меня зовут. А думаю я, что надо со штабом полка связаться, сообщить разведданные. Нас для этого послали.

Бакулин опешил. Но сразу же отбрил «колхозника»:

– Сообщить легче всего. А жизнью своей рискнуть куда труднее.

На груди капитана отсвечивали вишневой эмалью два ордена Красной Звезды, комбинезон был туго перетянут портупеей, а кобуру оттягивал массивный трофейный «вальтер».

– Личное оружие где хранишь?

– Пистолет, вот, – достал из кармана потертый «ТТ» лейтенант. – А «ППШ» в самоходке.

– В кармане вместе с семечками и махоркой боевое оружие носишь.

– Семечек не имею, а махорка в кисете, в другом кармане.

– Ну-ну… Никак не избавитесь, товарищ лейтенант, от колхозных привычек.

Сергей сжал губы и промолчал. Придирка была пустая. Большинство танкистов и самоходчиков носили пистолеты и наганы в кармане комбинезона, чтобы не цепляться ремнями, если надо срочно спрыгнуть с машины.

Не так много времени заняло это короткое ненужное совещание. Минут пять, не больше. Бакулин, сам того не замечая, затеял пустой разговор о внезапной атаке. Хотел показать свою решительность, которая не пошла дальше слов. Даже самый отчаянный командир не пойдет на заведомо обреченную атаку, имея две легкие самоходки против десятка вражеских пушек и целого гарнизона.

Война не терпит пустой болтовни и упущенного времени. К самоходкам, укрытым в молодом сосняке, бежали двое десантников, наблюдавших за тыльной стороной холма. Старший из них, задыхаясь от быстрого бега, кричал на ходу:

– «Тигры» сюда ползут… ромадины!

– Сколько их? – быстро спросил Бакулин.

– Две штуки.

Второй боец его перебил:

– Это не «тигры», но пушки таких же, даже длиннее.

– Далеко до них? – уточнил капитан.

– Километра полтора.

– Отсюда можно увидеть?

– Да, вон, по той тропинке на опушку выйти и будет видно.

– Лейтенант, бегом со мной. Глянем, что за звери.

К холму, переваливаясь на ухабистой дороге, шли две тяжелые самоходно-артиллерийские установки «насхорн» («носорог»). Эти машины с громоздкой рубкой и массивным орудием действительно напоминали носорогов.

Объемистая рубка шириной три метра и высотой в рост человека, 88-миллиметровое орудие длиной пять метров. Установка поражала своими размерами и торчавшей, словно гигантский рог, противотанковой пушкой.

Бакулин знал, что броня этих машин не толще, чем у наших легких самоходок, но это компенсировалось дальнобойностью «носорогов». Если они займут этот лесистый холм, то низина и дорога будут простреливаться с большой точностью километра на два.

И взять этих хищников будет непросто. Место для маневрирования и маскировки удобное, близко они никого не подпустят. Обгоняя «насхорны», шел бронетранспортер «бюссинг», вооруженный крупнокалиберным и обычным пулеметами. Удивительно, что немцы не заняли высоту раньше. Слишком быстро продвигались наши войска.

Времени для раздумья уже не оставалось. Бакулин передал по рации в штаб полка сведения разведки и на вопрос, что собирается предпринять, четко ответил:

– Уничтожить этих слонов, то бишь носорогов.

Подполковник Тюльков одобрил решительность комбата, сообщил, что на помощь идет еще одна батарея и пехота стрелкового полка Орлова.

– Понял. Но с этими мы сами справимся.

– Не зарывайся, капитан. Бейте только из укрытия. У «насхорнов» точность стрельбы не хуже, чем у «пантер». Ну, с Богом!

Когда отключилась рация и установилась короткая тишина, лейтенант Сергей Мороха почувствовал, как холодеет, отнимается левая рука. Он получил сильный ожог, когда снаряд угодил летом сорок третьего в его танк Рука обгорела почти до кости, он долго лечился, а теперь в минуты напряжения напомнила о себе ноющей болью и потерей чувствительности.