Сергей Самаров - Последний довод

А потом на перрон сошел и офицер. Сказать про него, что он был пьян, значит, ничего не сказать. Он был вообще никакой, никого не видел и считал, наверное, себя тоже невидимым. И если бы два солдата, тоже пьяные, но не настолько, не поддерживали этого майора под руки, он уже рухнул бы на асфальт перрона и уснул бы прямо тут. Следом точно так же вывели еще двух офицеров. Но «Смерчей» было четыре, выходит, одного офицера просто не смогли поднять. Был или очень тяжелым, или отстреливался, или просто допивал то, что не смогли допить его собратья по службе. Это я запомнил. Значит, офицера еще предстояло найти.

Я молча наблюдал за подготовкой к выгрузке. Солдаты хотя и пьяные, но соображали, и делали все так, как и должны были делать. Один разрезал большими секторными ножницами проволочные стяжки, которыми крепились машины, другой размахивал кувалдой и выбивал из-под колес прибитые большими гвоздями прямо к платформе половинчатые куски шпал. Меня слегка удивило, что выгрузку начали с середины состава, но, видимо, там стояла командирская машина, и ее решили вывести первой. Правда, от креплений удалось освободить почти одновременно и тягач «МАЗ» с установкой «Смерч», и транспортно-заряжающую машину на базе «КамАЗ». Выехали они почему-то одновременно, сказался, наверное, переизбыток выпитого алкоголя. В результате «КамАЗ» слегка задел кабину «МАЗа», помял и поцарапал дверцу, отчего сами собой открылись два металлических бронированных щитка, закрывающих стекло сбоку, а водитель тягача, чего-то испугавшись, резко газанул, к счастью, никого, даже меня, не задавив. Видя, как другие отходят в стороны, заблаговременно отошел и я. Но сам тягач тяжело ударил бампером в стену здания станции. Здание устояло, машина не рассыпалась, хотя на бампере оказалась разбитой фара. А водитель транспортно-заряжающей машины выпил не так много и газовать не стал, в результате чего его машина так и осталась передними колесами на перроне, а задними на платформе. Сильного столкновения в этот раз не произошло, а ведь это столкновение, по большому счету, было чревато взрывом боезапаса. При разгрузке других машин ситуация могла повториться, поскольку все водители, как и другие солдаты и офицеры, были пьяны, и опасности не чувствовали, и разгрузка могла закончиться более плачевно. Я решил больше не рисковать, поднял руку и дал отмашку. При этом понимал, что видели меня только снайперы с одной стороны, а видимость в другой перекрывал тягач со «Смерчем». Но группа с другой стороны, услышав выстрелы из «СВД», должна была сама включиться в обстрел. Такой вариант я обговаривал со снайперами. И хорошо, что просчитывал разные варианты, вот один и сгодился. После подачи сигнала я, не дожидаясь первых выстрелов, которые должны были раздаться на счет «три», резко прыгнул в сторону дверей станции. И уже в дверях услышал то, что напоминало, по большому счету, мощный залп. Считали снайперы синхронно и выстрелили тоже синхронно. Я обернулся и не увидел стоящих солдат, которых только что оставил за своей спиной. При этом я отдавал себе отчет в том, что пьяные и плохо подготовленные бойцы украинской армии не имеют той реакции, которая позволяет им сразу и резко залечь прямо на перроне. Они не залегли. Они попросту «полегли» здесь. И почти сразу за первыми выстрелами раздались другие. Сначала с противоположной стороны перрона. Это тоже стреляли снайперы. А следом за снайперами включился в дело и милицейский спецназ, посылая из окон второго этажа станции один одиночный выстрел за другим. Дистанция позволяла милиционерам стрелять прицельно. Таким образом, когда солдаты взвода охраны под командованием старшего лейтенанта Нечипорука преодолели десяток метров, вся стрельба, по сути дела, прекратилась. Завершилась то есть, как завершилась вся операция по захвату техники. Пьяные армейцы были полностью уничтожены за считаные секунды, и никто из них не успел даже схватиться за оружие, не то что ответить на обстрел. Я же вернулся на перрон…

В первую очередь мы озаботились тем, чтобы убрать с перрона тягач со «Смерчем», который умудрился так аккуратно въехать в стену здания, что сам себя почти не повредил. У него была повреждена только дверца, но в этом была вина водителя «КамАЗа». Разбитая фара в данном случае к серьезным увечьям транспорта не относилась и маршевому передвижению техники никак помешать не могла. Тем более ехать мы планировали в светлое время суток.

Сам я не мог похвастать большой практикой в вождении большегрузных автомобилей и не стал рисковать, разворачиваясь в узком пространстве на незнакомой машине, а просто обратился к снайперам, солдатам и милиционерам. Среди них тоже не нашлось водителя тяжелого грузовика, но один из снайперов тут же кому-то позвонил и пообещал, что через пару минут подойдет опытный водитель, который сорок лет водил тягачи на разных дорогах. Вскоре действительно к нам подошел человек лет шестидесяти с лишком, сухощавый, морщинистый, но рядом с нами не остановился, а сразу прошел к кабине тягача. Я последовал за ним, открыл дверцу, бесцеремонно выбросил из кабины тело водителя, не протрезвевшего даже после того, как получил пулю в голову, и оставил дверцу открытой, словно приглашая. Приглашение молча было принято. Единственное, что старик спросил: