Сергей Самаров - Возраст гнева

— Тим Сергеевич, вам не кажется, что следователи ФСБ кое-что упустили из виду?

— Конечно. Мне кажется, что они упустили из виду главное. Что я — хоть и отставной, но все же военный разведчик. И тешу себя надеждой, что достаточно опытный разведчик. Как раньше был опытным командиром роты. Я обучен сам добывать сведения и факты и не имею склонности верить на слово людям, которым не доверяю.

— Это само собой. Но они еще кое о чем забыли.

Капитан уголовного розыска хотела меня заинтриговать.

— О чем?

— В нашем с ними разговоре не было сказано ни слова о вещдоках. А они в деле фигурируют. И результаты экспертизы все еще пересылают нам, а не в ФСБ.

— Вещдоки — это… — я вообще-то помнил, какие вещественные доказательства присутствовали в деле, но просил Радимову напомнить.

— Я говорю про нож и две заточки.

— И что показала экспертиза?

— Главный объект исследования, конечно, нож. Был он в руках, как вы помните, у Гаджиева, о чем говорят и отпечатки пальцев на рукоятке. Но нож этот, как вы помните, не простой…

Я, конечно, помнил, хотя и не был слишком большим знатоком «национального» холодного оружия. Но такие ножи знал. Служил когда-то со мной офицер, таджик по национальности. И имел такой же по форме нож — узкая костяная рукоятка с орнаментальной насечкой, без гарды, широкое лезвие из мягкой, хорошо поддающейся заточке стали. У Гаджиева был точно такой же.

— Да, я помню. Это таджикский национальный нож. И помню, что два спутника Гаджиева по национальности таджики. Вы хотите сказать, что нож принадлежал одному из них?

— Нет, Тим Сергеевич, этого я не хочу сказать. И экспертиза этого не говорит. Их отпечатков пальцев на ноже не нашли. Кстати, эксперт определил этот нож как узбекский. Орнамент там узбекский, причем принадлежащий конкретно только одному из районов Узбекистана. И при этом эксперт сообщил категорично, что на этом ноже нет следов человеческой крови. Нож не имеет канавки для ее стока. Но он так устроен, что микрочастицы крови обязательно скопились бы в щели между костяной рукояткой и лезвием. Там действительно обнаружены остатки крови, но кровь эта принадлежит животному, а не человеку.

— Наверное, барану. Недавно у мусульман был праздник — Ураза-Байрам. В этот день мусульмане режут баранов. Тем не менее я рад, что там не нашли следов моей крови.

— Этому я тоже рада. Но там не нашли и следов крови майора Сарафутдинова. Зато на лезвии нашли старый отпечаток пальца. Не очень качественный, но все же пригодный для дактилоскопической идентификации. Эксперт по оружию сразу передал отпечаток дактилоскописту. И… Я вас приятно удивлю своим сообщением. Там был отпечаток пальца Валерия Павловича Расинского… А Расинский давным-давно, еще при советской власти, один из своих сроков отбывал в Узбекистане, в «зоне» рядом с городом Навои. Видимо, оттуда и узбекский нож. Как он попал от Расинского к Гаджиеву, нам еще предстоит узнать. Но мы можем открывать против Расинского еще одно уголовное дело. Чтобы он уже никогда не вышел из-за колючей проволоки. Заказ на убийство — это серьезная статья. По совокупности с предыдущим сроком это может тянуть на пожизненное.

— Да, найденный отпечаток еще раз подтверждает, что меня пытались убить по наводке Расинского, но это никак не исключает версию о попытке убийства людьми, связанными с вербовщиками ИГИЛ. То есть пока мы не можем официально утверждать, что версия следователей ФСБ не вписывается в общую картину расследования.

— Однако это дает нам официальное право вести дело своими силами. О чем я намерена предупредить подполковника Лихачева. Параллельное дело.

— А это обязательно? Я про предупреждение.

— Наверное. Чтобы мы не мешали друг другу и друг друга при определенных обстоятельствах не перестреляли. Кроме того, у меня прямой приказ начальника уголовного розыска — согласовывать свою работу с Лихачевым. А подполковник Котов не любит, когда его приказы нарушают. Если приказ не выполняется, он делает организационные выводы. И потому я предпочитаю ему не перечить. И не вижу причины, по которой мы должны были бы отказаться от сообщения.

— Да, наверное, — согласился я. — Это все моя армейская привычка работать «втемную», чтобы никто ничего не видел и не знал, кроме непосредственного командования. Я ни на чем не настаиваю, хотя надеюсь, что вы будете держать меня в курсе событий, товарищ капитан.

— Обязательно, товарищ капитан частного сыска.