Сергей Дышев: Гасильщик

Мы получили две свои бутылки, килограмм одесской колбасы, пару банок каких-то консервов и двухлитровую бутыль с минералкой на запивку.

– Что ж ты, непутевый такой, без дому? – спросила она меня на прощание. – Взяла бы к себе, да слишком уж ты молодой.

– Профессора возьми, – посоветовал я.

– А ну его! Шибко грамотный. Мне такие не нужны.

– А я и сам не пойду. Я человек вольный… – гордо ответил он.

Две ночи подряд на одном месте КМ никогда не ночевал. Это был один из его принципов. Поэтому мы направились в подвал.

– Очень уютное местечко, – предупредил меня КМ.

И действительно, подвальчик был что надо: теплый и сырой, как болото для крокодилов. Вдоль стен тянулись кабели, в трубах журчала вода, и у меня появилось ощущение, будто я нахожусь в чреве гигантского организма. Мы присели на корточки, расстелили на газете снедь, профессор достал из своей котомки перочинный ножик, аккуратно разрезал колбасу. Я разлил водку в пластмассовые стаканчики, мы беззвучно чокнулись и выпили. Ни у кого и в мыслях не было произносить тосты. Бомжам не нужны надежды. Они умеют радоваться одному дню и умирают в один день без подготовки.

– Вот ты профессор, доктор наук, – начал я. – Неужели всю жизнь будешь маяться возле универсама?

– Буду! – прожевав колбасу, убежденно ответил КМ. – Дело моей жизни потерпело фиаско. Я преподавал мертвую науку. А теперь на своей шкуре постигаю законы рынка. Вместо университета – универсам! Поработал – получил. Товар – деньги – товар. В нашем случае еще проще. Работа – товар – работа… Я искупляю грех.

– Но ведь ты можешь читать экономику Америки или Швейцарии… – предложил я профессору.

– Сказал же: искупляю грех!

Я заметил, что нет в жизни счастья, и снова налил. В этот момент меня потянуло на откровения, я стал рассказывать о своих похождениях в Афганистане, не сильно ударяясь в детали. Поверьте, они были настолько фантастичны, что я не рискнул приводить их профессору. Вам, безмолвный мой читатель, я расскажу о них как-нибудь позже – уж вы-то, искушенный, не посмеете усомниться в моей честности.

КМ кивал головой и все волновался, что я плохо закусываю одесской колбасой. Право, эта беспризорная мужская чуткость растрогала меня почти до слез. Какое-то время я жевал, а профессор рассказывал о своей поездке за океан, в страну милитаризма и агрессии США. Он тоже старался не приукрашать, видно, для того, чтобы не поранить мой шаткий патриотизм. Но я сказал:

– Профессор, какие дела! Американцы – мои давние враги по Афгану, можете ругать их смело! Тем более они сейчас наступили на те же грабли…

КМ обнял меня и сказал, что, несмотря на свое тайное диссидентство, он яро сочувствовал былой афганской эпопее.

Мы выпили всю водку и очень подружились. Потом незаметно уснули. Утром мы, как исправные служащие, отправились на работу. На заднем дворе универсама назревал опасный конфликт. Дарья не пришла, зато мы увидели четверых жлобов. Они сидели на огуречных бочках, курили и плевались. По внешнему виду они напоминали алконавтов.

– А вот и Карл Маркс! – воскликнул самый прыщавый из них.

– Пришел на службу! – вторил другой, с длинными руками и черствым лицом. – Катись колбасой!

– Вот так сразу? – удивился я некультурному обращению. – Профессор, вы их знаете?

– Пойдемте от греха подальше! – тихо сказал КМ и торопливо задергал меня за рукав. – Сегодня нам не удастся подзаработать. Это мафия. Они сами будут разгружать…

А я настроился на работу. Только судьба давала мне крохотный шанс, как тут же бессердечно его отбирала. Жлобам хватило проницательности, чтобы заметить, что я медлю.

– А тебе, гусь, особое приглашение надо? – нагло поинтересовался прыщавый. – Эй, Маркс, это твой дружбан?

– Я не гусь, – сказал я.

– Так почему же такой непонятливый? – Это зашевелился самый крупный из четверых, размером с трехстворчатый шкаф. – Топай отсюда, бомж протухший. Вонючка.

– Сам ты вонючка, – сказал я, обидевшись.

КМ отчаянно тормошил мой рукав:

– Пойдемте, не надо связываться.

Я продолжал упрямо стоять. Трехстворчатый лениво поднялся, притворно зевнул и враскачку направился ко мне. Подойдя, он ухватил меня за грудки, моя кожаная куртка затрещала. Я сумел вырваться, тут же возле моего уха просвистел кулак. Верзила озадаченно посмотрел на меня и ухватил поперек туловища – меня словно зажали в тисках. «Пусть потешится», – подумал я мимолетно, как человек, привыкший к временной боли и унижениям. Так как руки мои крепко удерживались, я с размаху впечатал свой лоб в носовую часть верзилки. Он тут же ослабил хватку, и я жестоко ударил его под коленку, потом добавил несколько хлестких ударов в голову и прилегающие части тела. А тут и остальные бросились ему на подмогу. Но, честное слово, они только мешали друг другу. Знаем мы эту солидарность алкашей. Они разлетелись у меня в стороны, как треснувший веер. Трехстворчатый рухнул на бочку, разрушив ее до основания. Огурцы разлетелись на сто метров. Собирала их потом вся орехово-борисовская алкашня.