Максим Михайлов - Душегуб

Тот ответил спокойным и добродушным взглядом с некой долей философского долготерпения, мол, чем бы дитя не тешилось…

– Немец, только давно обрусевший, предки еще до революции в Поволжье перебрались.

– Если немецкий язык не забыл, то Моргенштейн значит утренний камень. Рано просыпаешься, наверное?

– Люд! – предостерегающе произнес полковник, окидывая разведчика строгим взглядом.

– Могу и рано, – также снисходительно-добродушно отозвался новичок, спокойно оглядывая стоящего перед ним грязного и ободранного офицера.

– Это хорошо, что можешь, будешь у нас вместо будильника, – криво ухмыльнулся Люд, он ощущал какую-то иррациональную ненависть к этому чистенькому, аккуратно по форме одетому парню. – Знаешь, как петухи в деревне, по утрам кукарекают?

– Капитан Кукаринцев! – рявкнул полковник. – Прекратите!

– А что? Я ничего, – с совершенно невинным видом, который, тем не менее, никого не мог обмануть произнес Люд. – Просто сказал, что в деревнях вместо будильников обычно бывают петухи. А у нас же здесь деревня, разве нет?

Новичок склонил голову набок и с интересом, будто редкого жука на булавке рассматривал Люда, щуря пронзительно синие глаза. С виду он оставался абсолютно спокойным, будто и не понял оскорбительного намека разведчика.

– Капитан Кукаринцев, я Вас больше не задерживаю! – официальным голосом произнес полковник. – Идите, проследите, чтобы группе были созданы условия для полноценного отдыха.

– Есть, товарищ полковник! – демонстративно четко приложил руку к повязанной на голове косынке Люд. – Разрешите выполнять?

– Да, идите!

Строго по уставу развернувшись через левое плечо и, лихо щелкнув разбитыми каблуками, что любой начальник в данной ситуации справедливо расценил бы примерно как вытянутый вверх средний палец, Люд протопал на выход и аккуратно прикрыл за собой дверь.

– Да… интересные у Вас тут кадры служат… – после долгого молчания протянул новичок, искоса глянув на полковника.

Удальцов смущенно откашлялся и нейтральным голосом заявил:

– Капитан Кукаринцев опытный разведчик, мастер своего дела. А на это несколько неадекватное поведение обращать внимание не надо. Он только что вернулся из длительного и тяжелого рейда, так что несколько возбужден и агрессивен. Отдохнет, придет в себя будет совсем другой человек. Да и вообще, коллектив у нас тут подобрался, хоть и дружный, но довольно характерный, у каждого в голове свои тараканы. Но друг дружку в обиду не дадут, в беде не оставят. Настоящие мужики! Железные! Ну да еще познакомишься! Главное – себя сразу правильно поставить, а то сожрут без соли. Я этих оболтусов знаю, им палец в рот не клади.

Моргенштейн по давно выработанной привычке все мало-мальски интересное вокруг замечать и анализировать обратил внимание, что полковник о подчиненных говорит почти с нежностью, как о беспокойных, шаловливых, но от этого отнюдь не менее любимых детях, а в словах его явно проскальзывает гордость за них.

Он успокаивающе кивнул:

– Я обычно хорошо лажу с людьми. К тому же, они ведь все здесь уже давно, значит, на первых порах мне придется у них учиться. Перенимать опыт, так сказать. Вот и сблизимся, Вы за меня не волнуйтесь.

– Да я и не волнуюсь, – пожал плечами полковник. – А Люд просто только что взбучку получил, а тут ты под горячую руку, вот он и вызверился…

– Люд, – медленно протянул, будто пробуя слово на вкус, капитан. – Странное какое имя…

– Это не имя – позывной. Сокращение…

– От имени Людмила? – широко улыбаясь, перебил новичок.

Ответной улыбки он не дождался. Удальцов смотрел серьезно, даже неодобрительно.

– Сокращение от слова людоед. И надо сказать позывные у нас просто так не дают, их вначале заслужить нужно, а потом соответствовать. Люд своему соответствует на все сто… Так что имей ввиду… И бесплатный совет, не дай бог тебе при нем пошутить насчет Людмилы как сейчас. Уяснил?

– Так точно, – коротко ответил новичок, улыбка медленно сползала с его лица.

День выдался солнечный и вместе с тем приятно не жаркий, откуда-то с далеких гор дул освежающий ветерок, нес с собой сладостные летние запахи напоенных соками земли, цветущих трав, хотелось дышать полной грудью, радоваться жизни и любить всех вокруг. Хотелось, но, увы, не получалось. Хамзат брел по залитой солнцем улице, едва переставляя ставшие в одночасье тяжелыми и неуклюжими, будто ватными ноги. Вчера случилось то, чего он со страхом ждал всю неделю. Ночью, забываясь в горячечном беспокойном сне, раз за разом он прокручивал в мозгу картину того, как это произойдет. Надеялся смутно, вдруг пронесет, вдруг минет. Мало ли как жизнь поворачивается. Может, не проживет эту неделю страшный русак. Может меткая пуля какого-нибудь борца за свободу отправит его в ад. Может более удачно поставленный фугас разорвет на части его поганое тело. Да все что угодно может с ним случиться, ведь даже в обычной жизни человек никогда не застрахован от внезапного приступа неслышно подкравшейся болезни, от не вовремя выехавшей из-за поворота машины, да от упавшего с крыши кирпича наконец, а уж когда идет война, то и говорить нечего… И почти уверил уже себя в том, что не до него будет проклятому русаку через обещанную неделю, даже если он ее и переживет, мало что ли дел у человека из страшной организации с короткой аббревиатурой ГРУ? Да нет, наверняка целая куча. Где уж тут помнить про какого-то там случайно попавшегося под руку парня, который не то, что не известный полевой командир, даже просто не боевик…