Максим Михайлов - Страна Тантала

– На связи, – говорить со сна сплошное мучение, хриплые звуки совершенно чужого незнакомого тембра еле вылетают изо рта, на том конце вполне могут и не узнать.

– Утро доброе, – звонко и жизнерадостно откликнулась трубка голосом начальника отдела.

Этот не узнает, как же! Ну и чего понадобилось начальству ни свет ни заря?! Уроды, самим не спится, так чего остальных-то дергать?!

– Утро добрым не бывает!

– Э нет, утро всегда доброе, это люди злые, – дежурной шуткой отвечает начальник.

Максим будто наяву видит, как он улыбается сейчас, прижимая к уху телефонную трубку. При этом нос его смешно морщится, а глаза собираются в узкие щелочки, из которых так и выглядывают веселые бесенята. На фоне бесцеремонно прерванного сна эта картина раздражает донельзя.

– Ладно. Чего хотел-то?

– Хотел? – начальник держит томительную паузу, делая вид, что забыл, зачем собственно позвонил, и только когда Макс начинает уже свирепо дышать в трубку, выдает: – А, вспомнил! Тревога у нас. Поступила команда: «Сбор!» Доведи своим.

Вот оно что! Тревога у них видите ли! Максим с трудом проглотил подкатившее к горлу возмущение, ну сколько можно, в самом деле, играть в солдатиков?! Взрослые мужики в серьезных погонах, а все туда же, ежемесячные тревоги. Третью мировую репетируют, не иначе. Вот только так бестолково, что волосы на голове дыбом встают. Долбоебы строят надолбы, потом их героически преодолевают!

В слух, поскольку уже проснулся окончательно и ясно осознавал всю бесперспективность напрасного сотрясания воздуха, сказал другое:

– Хорошо, принял. Во сколько прошла команда?

Вопрос отнюдь не праздный, для действий по команде «Сбор» установлен жесткий норматив. За полтора часа после ее объявления, личный состав должен быть оповещен, поднят из постелей, одет и доставлен к месту построения.

– Объявлено в пять тридцать, – откликается трубка. – Значит в семь все на рампе.

– Хорошо, сделаем.

Нажав на клавишу отбоя, Максим еще несколько секунд тупо смотрел на светящийся дисплей мобильника. Пять сорок пять. Черт! Еще целых пятнадцать минут можно было спать! Чтоб они провалились, эти штабные деятели, вместе со всеми их тревогами и учениями! Полководцы, бля! Однако время не ждет, надо поднимать своих орлов. Быстрый мысленный подсчет подсказывает, что сегодня нужно сделать всего три звонка. Остальные кто где: наряды, отпуска, командировки… Счастливцы! Хотя бы временно выпали из вечного заколдованного круга и не участвуют в этом дурдоме. Как же надоело-то все, господи, кто бы знал!

Летят по холодному эфиру сигналы мобильных телефонов, гудят от напряжения ретрансляторы сотовой связи. Научно-испытательный центр войсковой ПВО встает по тревоге. Два звонка прошли примерно в том же режиме, что и предыдущий разговор с начальником: вялое сонное чертыхание, посылание всех и вся, пожелание всех возможных кар на головы штабных идиотов, своими играми мешающих жить нормальным людям и, наконец, уже адекватные и четкие фразы: «принял, буду, понял». Особо порадовал третий и последний звонок, адресованный младшему научному сотруднику Борисову, целому капитану, между прочим. Трубку сняли примерно на десятом гудке, после чего наступила тишина. Но не мертвая безличная тишина отключенного телефона, а тишина живая, полная напряженного сопенья, тяжелого дыхания и хриплого взрыкивания. И больше ничего. Ни традиционного «да», или «алло», ни военного «на связи», ни интеллигентного «слушаю вас», только ощущение чужого недоброго присутствия на линии.

– Паша? – почему-то понизив голос почти до шепота, осторожно позвал Максим. – Паша, это ты?

Трубка напряженно дышала, видимо соображая, Паша ли то, что находится на том конце. Ответ был найден примерно в течение двух минут и оказался положительным.

– Ну? – буркнули из трубки, и Максим облегченно вздохнул, узнав голос своего подчиненного.

– Что, ну? Тревога у нас, слышишь. Подъем! Тревога! Волк унес зайчат!

– Каких еще зайчат, на хер?! Какая тревога?! Как вы все меня уже…

После этого младший научный сотрудник говорил еще примерно пять минут, ни разу не повторившись, но содержание его речи принципиально не воспроизводимо на бумаге.

Когда, наконец, фонтан капитанского красноречия иссяк и начал давать явные сбои, Максим с удовольствием слушавший, все же прервал его:

– Короче, проснулся уже, или нет?

– Ну, проснулся, дальше что?

– А дальше, чтобы в семь часов был на рампе, понял?