Хельга Мерц-Оллин - Мальчишечье море

С фейсом мне тоже не повезло: оттопыренные уши плюс кривые зубы. Мою семью можно было отнести к среднему классу, у нас хватило бы денег, чтобы оплатить услуги стоматолога и поставить мне брекеты, но мой предок посчитал, что я и так обойдусь. В общем, я нескладный, с длинными конечностями, которые постоянно заплетаются. Бегая, я их подволакиваю, а когда иду по ровному асфальту, то спотыкаюсь о мелкие камушки, и те раскатываются в разные стороны. Создается такое впечатление, что они появляются из-под земли и сами лезут мне под ноги. Одноклассники меня недолюбливают. Хотя мягко сказано – я всегда был изгоем. За светлую гриву (специально весь последний год отращивал патлы, чтобы досадить отцу) и за мою неуклюжую, вихляющую походку меня дразнят тупой блондинкой .

Я ненавижу цвет своих волос, презираю себя убогого, не перевариваю одноклассников и остальных ребят из средней школы «Высокие Ивы». В Америке, подобные мне отщепенцы берут в руки оружие и приходят в свой класс с единственной целью: превратить всех в кровавый фарш. Но я живу не в Соединённых Штатах, а в долбанном Уэльсе, где даже мой отец, служащий в дорожной полиции Кардиффа, пистолет в руках ни разу не держал.

В тот день Брайан в первый раз пропал.

Накануне, в свой день рождения, он, после поздравлений от семьи с наступившим в его жизни восьмым годом жизни, отправился с мамой в развлекательный центр «Жираф», куда должны были прийти все его многочисленные друзья в сопровождении своих родителей. Брай был популярным мальчишкой, любил скопление народа, мог запросто подойти к кому-нибудь на улице и завести разговор. Меня его способность находить общий язык с совершенно незнакомыми людьми удивляла. Я так не мог – посторонние меня напрягали. Рядом с ними я ощущал себя косноязычным, боялся ляпнуть лишнего, и всегда считал, что окружающие видят вместо меня чучело. Потому-то и не пошёл с ними, а остался дома, придумав на ходу отговорку, что мне необходимо позаниматься математикой и подтянуть английский. Не хотелось тратить субботу на возню с мелкой школотой в детском кафе. Слушать, как они визжат и хохочут, стоит одному шепнуть на ухо другому тайком от взрослых какое-нибудь сальное словцо, типа, сисечки . Оно будет передаваться дальше по цепочке, и каждый станет при этом дико ржать, брызгая слюной в разные стороны, и шмыгать соплями.

Они вернулись домой уже под вечер, Брай был задумчив, и мне показалось, что чем-то недоволен, но я не придал этому большого значения, и зря.

А на следующий день разразился очередной скандал. Буря давно назревала в нашей семье. У нас всегда так было, раз в неделю отец устраивал грандиозный концерт, который всегда приходился на выходные. Всё начиналось с неосторожно сказанного слова, неправильно выбранной интонации и пошло-поехало. В ход шла посуда, изредка – в период сильного кипения отцовского котелка, – кухонная утварь, страдали стены, не говоря уже о нашей нервной системе. Препирательства перерастали в свару, а та в свою очередь в грызню. Причем за звук и спецэффекты отвечал отец, а мы лишь молчаливые зрители, не имевшие права вносить изменения в его захватывающее шоу.

Начиналось всё по давно придуманному сценарию: сперва мой предок орал, что все мы трое – я, Брай и мама, – дармоеды, которые ничего не делают, пока он вкалывает на работе. Назвать его службу в дорожной полиции такой уж и изматывающей, язык не поворачивался: штрафовать бабушек переходящих улицу в неположенном месте, да ловить нетрезвых водителей, – непосильная задача, ничего не скажешь. На самом деле, своего отца я давно раскусил: он вопил, как сумасшедший, и бил тарелки, срывая злобу на нас. Видимо, когда его начальство устраивало ему разнос или у него что-то не ладилось на службе, он не находил ничего лучшего, как отыграться на семье. Но его можно было понять и даже немного посочувствовать – он отдал своей работе много лет и взамен ничего не получил. В свои сорок три года он всё ещё ходил в сержантах, и на этом его карьера, скорее всего, должна была завершиться.

Батон (именно так мы с братом называли отца за глаза) в первую очередь отчитывал мать за то, что она скверно ведёт домашнее хозяйство и не занимается нашим воспитанием. Затем начинал унижать меня. Он, ничуть не стесняясь, мог обозвать меня гомиком, которого будут иметь все кому не лень день и ночь, когда я отправлюсь учиться в колледж. Что я никчёмный, не приспособленный к жизни. Размазня. Моё увлечение музыкой ни к чему хорошему не приведёт – зря трачу время. Я не могу постоять за себя и вообще идиот, каких свет не видывал. Перечислять весь список обидных ругательств, что мне приходилось выслушивать от отца, никакой бумаги не хватит. Все мои недостатки, о которых я сам не забывал ни на минуту, расписывались в подробностях, приукрашивались и раздувались до невероятных размеров.

Читать дальше