Анатолий Полянский - На линии огня

Фарт открыл Косте дверь и машинально взглянул на часы. Было ровно семь.

– Заходи. Есть хочешь? – спросил шефа.

– Не откажусь.

– Тогда рули на кухню. Сейчас что-нибудь сообразим.

Был Фартышный мужиком высоким, плотного сложения. Все в нем было крупно: скуластое с квадратным подбородком и тяжелой нижней челюстью лицо, искривленный нос. В ладони могла запросто уместиться противотанковая граната, а сапоги – пожизненная проблема хозяина, были сорок седьмого размера. Несмотря на это, двигался Фарт легко и в кухне чувствовал себя прекрасно. Поджарив яичницу из пяти яиц, он поставил сковороду на стол, насыпал в поллитровую кружку три ложки растворимого кофе и залил кипятком. Закончив хозяйственные работы, уселся напротив и сказал:

– Есть неприятные сигналы, шеф.

– Слушаю тебя. – Костя вытянул ноющую ногу. Как бы снова не загреметь на больничную койку. – Если ты об ухудшении обстановки в городе, то ясно, откуда ветер подул. Амнистия. Как летом пятьдесят третьего…

Фартышный неодобрительно покосился на шефа. Он вообще недоверчиво относился к слухам и сплетням, тем более к официозу. Как истый особист, экс-майор по лучшим канонам светлого прошлого создал собственную сеть осведомителей. «Разведданные» стекались к нему из разных источников. Их можно было сопоставить и выбрать наиболее достоверные.

– На днях со старым приятелем встретился, – сообщил Леденец, прихлебывая кофе. – Он мне доверительно признался, что усилился приток китайской контрабанды. Чуешь, Фарт? Если оживится торговля, возрастет рэкет.

– Что за приятель? – подозрительно спросил Фартышный. – Откуда у него сведения?

– Верней не бывает, – усмехнулся Леденец. – Да и Кроткий сигнализировал, будто банда Лапы активизировалась.

– Стакан Стаканыч соврет – недорого возьмет, – буркнул Фартышный. – Балабон!

Он недолюбливал второго зама Кости, носившего безобидную фамилию и занимавшегося оперативными вопросами. Даже прозвище придумал ему обидное, правда, не без основания. Степан Степанович Кроткий любил выпить, особенно за чужой счет. Его, собственно, из армии турнули за пьянку. Мужик, рассказывали, вроде бы неплохо воевал в Афгане, был ранен, награжден орденом, но из-за пагубной страсти за двенадцать лет службы дослужился лишь до старлея.

Кроткий и внешне был полной противоположностью Фартышному. Небольшого росточка, худой, узкоплечий, с ввалившимися щеками и тонкими ножками, он, в отличие от основательного, веско роняющего слова Фарта, был крайне подвижным и импульсивным.

За приверженность к «зеленому змию» Кроткий часто получал от Кости нагоняй. Надо знать, твердил шеф, где, когда и сколько, а главное – с кем… Кроткий в ответ тараторил: «Ну что ты, командир! Не серчай, я свою норму знаю».

– Не кати на малыша бочку, надоело, – заметил Костя с укоризной. – У него в банде Лапы свой человек имеется.

– Думаешь, у меня нет? – набычился Фартышный.

– Тогда объединяй усилия.

– Ну уж нет! В мою епархию пусть никто больше не суется.

– Пора бы вам с Кротким обнюхаться, – с досадой сказал Леденец.

Самолюбивый сыскарь не терпел соперничества, а ревнивое отношение к Кроткому особенно усилилось после того, как именно Стакан Стаканычу, сохранившему милицейские связи, удалось выправить лицензию на организацию охранного агенства «Заслон». Отдавая Косте заветный документ, он с подначкой сказал: «Похвалялись тут некоторые, да лапищи коротки оказались…» И выразительно поглядел на Фарта. Тот промолчал, но зло в душе затаил. Вдобавок ко всему на бумаге Кроткий числился его начальником, шефом фирмы. Руководил, разумеется, Леденец, но полулегальное положение в Хабаровске не позволяло оформить на него документы.

Фартышный не отозвался на последнюю реплику Кости, и тот раздраженно заметил:

– Пойми, Семен, мы в одной упряжке. Раздрай между нами совершенно недопустим.

– Не надо на меня давить, шеф. Я знаю цену Стаканычу.

– Чем же он плох? Дело знает, в обстановке разбирается, инициативен. Рюмку, конечно, любит опрокинуть, но кто среди нашего брата без этого греха?

– Не рюмку, а поллитровку, – подхватил Фартышный. – Мы на свои гуляем, а Стаканыч норовит дуриком проскочить. Это очень неприятный симптом – подкупить могут…

– Разве он подвел хоть однажды?

– Не хотел говорить, шеф, – нахмурился Фартышный, – но, наверное, надо. Во время последней акции на пристани, когда тебя не было, Стаканыч заглянул перед делом в ресторан. Его, естественно, обласкали, бутыль на стол. Выполз оттуда наш мужичишко, изрядно нагрузившись, и с ходу выхватил ствол. Мы гадов уже прижали, стали по-хорошему договариваться, а Стаканыч потасовку устроил. Едва ноги унесли…