За несколько часов интенсивной оперативной работы ими был собран достаточный материал, чтобы тут же "упрятать" и взяткодателя, и взяткополучателя на много лет в не столь отдаленные места, куда дорога очень широка, но выход очень узкий. Но еще не пришло время для применения к ним указанных карательных мер, поэтому доказательства по факту совершенного преступления остались лежать в оперативном деле, став фундаментом претворяемой в жизнь оперативниками разработки.
В воскресенье вечером дежурный УО-85/53, где отбывал наказание Ломакин, получил из своего управления телефонограмму, согласно которой заместителю начальника колонии майору Борисову Василию Григорьевичу предписывалось явиться в понедельник к девяти часам к начальнику УИТК генерал-майору Очкасю.
В назначенное в телефонограмме время Очкась принял Борисова в своем кабинете. Поздоровавшись с ним за руку и усадив Борисова за стол, разделявший их, Очкась сказал:
— Василий Григорьевич, я вас пригласил к себе, чтобы услышать информацию об интересующем меня заключенном, отбывающим наказание в вашей колонии. Вы всех своих зеков знаете?
— Практически да, если он не из новеньких.
— Тогда что вы можете скапать о старожиле колонии Ломакине Иване Васильевиче? Знаете его?
— Знаю его как облупленного и могу по нему ответить на любой интересующий вас вопрос.
— Очень приятно слышать о такой вашей готовности, — не скрывая удовлетворения, произнес Очкась. — Скажите мне, что он из себя представляет, можно ли его рекомендовать на УДО?
— Он пока не авторитет для зеков, но близкий к этому, уважаемый ими человек. Если кому-то захочет доказать свою точку зрения, то с большой вероятностью допускаю, что своего добьется. Не зря же ему дали кличку Лом. Из своего шестилетнего срока наказания он отбыл четыре года. Работает в мебельном цехе, отличный специалист, режим содержания не нарушает. Если коротко о нем говорить, то лично мной характеризуется положительно.
— Если он такой уж положительный, почему вы раньше не рекомендовали его на освобождение?
— Потому и не рекомендовали, что хороший специалист своего дела, а мы прежде всего думаем об интересах производства.
— Выполнение плана выпуска готовой продукции — важная задача, но не надо забывать о личности. Если человек исправился и есть достаточно оснований для его УДО, то негуманно заставлять человека париться в колонии лишь потому, что он хороший специалист. При этом вы должны помнить, что колонии переполнены зеками. Освобождая таких, как Ломакин, вы убиваете сразу двух зайцев — делаете человеку добро и разрежаете-контингент.
— Учту ваше замечание, Александр Леонидович.
— Не в отношении его в частности я говорю, а обо всех зеках колонии вообще, — уточнил на всякий случай Очкась.
— Я именно так и понял, — покривив душой, заверил Борисов.
— Будем считать, что разговор в отношении Ломакина исчерпан. Что можешь сказать о своем непосредственном начальнике Александре Ильиче как о человеке, о его деловых качествах?
— Александр Леонидович, вы меня ставите в неловкое положение. За глаза говорить плохое о своем начальстве нехорошо.
— Мы с вами — не бабки на базаре. Вы должны ответить откровенно на вопрос своего непосредственного начальника.
— Он работу свою знает досконально, но последнее время у него уже не то рвение к ней.
— Почему так?
— Точно не могу сказать, но не исключено, что уже смирился с уходом на заслуженный отдых.
— Ему пора на пенсию. Как смотришь на то, чтобы принять от нею руководство колонией?
— Если честно признаться, то не откажусь, — улыбнулся Борисов.
— О нашем разговоре с тобой в отношении Ломакина никому ни слова. А о должности начальника колонии… — подумав, он решил: — Считай это официальным предложением, но сейчас о нем тебе с Труфаноным тоже нельзя говорить, будет как-то некрасиво с твоей стороны. Если Труфанов поинтересуется, зачем я тебя к себе вызывал, а он обязательно это сделает, то скажи, что я предлагал тебе место начальника УО-73/01, но ты отказался, так как посчитал такое место службы для себя неприемлемым.
— А почему? — удивился Борисов.
— У тебя дети школьного возраста, а близлежащий населенный пункт со школой находится от колонии в пятнадцати километрах, — улыбнувшись, сообщил ему Очкась причину "отказа".
После беседы с Борисовым Очкась встретился с Томилко у него в кабинете и сообщил о состоявшемся разговоре. Выслушав его, Виктор Николаевич вместе с Очкасем стал искать выход из создавшейся ситуации.
Читать дальше