Сергей Высоцкий - Пираты московских морей (сборник)

– Да это я так, шутки ради.

– Пошутим опосля. Сейчас, давай, прикинем картину битвы. Сколько кентов нам под ружье потребуется?

Они просидели «У брата» еще часа два, выпили по пять кружек светлой «Балтики» и остались довольны собой. «Картина битвы», хоть и подернутая еще легким туманом, начала обрастать реальными деталями.

Только после того, как Света убрала со стола и перемыла посуду, а Владимир сварил кофе, гостья, подлив в чашку несколько капель коньяка, спросила:

– Ты интересовался работой о клонировании Христа. Это был предлог, чтобы заманить меня в свои сети?

– Я хотел совместить приятное с полезным.

– Надеюсь, что «приятная» компонента, это я?

– Прекрасная Компонента, вы не завели себе бой-френда-ученого? Уж больно по-ученому выражаетесь.

– Не нагнетай. Перейдем к Дидье ван Ковелеру. Ты читал его эссе?

– Нет. Но слышал, что это забавная вещица.

– Забавная вещица! – возмутилась Светлана. – Кто тебе сказал такую чушь?

– Один знакомый.

– Какой-нибудь нувориш из бывших братков? – журналистка знала, что большинство клиентов сыщика – бизнесмены и банкиры, которых она на дух не переносила. Но понимала, что для приятеля они – основная статья дохода.

– Ты можешь кратко и доходчиво пересказать такому профану, как я, суть сочинения этого Дидье?

– Могу. Я только что прочитала. Дважды! Для замордованной работой бабы, это что-нибудь да значит. Ты слышал о Туринской плащанице?

– Слышал. И про Аржантёйский хитон знаю, и про судариум из Овьедо знаю.

– Начитанный профан, – с уважением похвалила Светлана. – О чем же тогда тебе рассказывать?

– Автор упоминает про Закон сохранения и превращения энергии?

– Вот за что я тебя люблю, Володька… – Светлана посмотрела на него с такой доброй и ласковой улыбкой, что у Фризе заныло сердце. – Ты хотя бы догадываешься, за что?

– Нет.

– Ладно, проехали. – Она прикрыла глаза и сцепила в замок длинные тонкие пальцы. – Постараюсь быть ближе к тексту. Если и ошибусь, то самую тютельку.

«Все формы энергии преобразуются друг в друга; свет в электричество, электричество в движение, движение в тепло…» – Тут чего-то я забыла. Неважно! Цитирую далее:

«Если мысль – особая форма энергии, то любовь – особо мощное её выражение. Но для всякого преобразования энергии нужна машина».

Дальше автор эссе ссылается на какого-то ученого. Сейчас вспомню…

– Ты о сути, о сути! Не надо фамилий, – нетерпеливо бросил Фризе.

– «У меня есть подозрение, – сказал тот ученый. – Что человек – машина, которая служит для преобразования любви в какую-то другую форму энергии».

– А в какую?

– Он, наверное, и сам не знает. Но когда я прочитала эти мудрые слова, то подумала о тебе. И до сих пор они не дают мне покоя. Потому что ты такая машина, которая преобразует мою любовь в северный ветер. А я на этом ледяном ветру мерзну. – Светлана всхлипнула и уткнулась лицом Владимиру в шею. Он почувствовал, как за ворот рубашки поползли ее слезы. Очень горячие.

Крепко обняв подругу, осыпав ее лицо поцелуями, Владимир прошептал удивленно:

– Светка, с каких пор ты стала сентиментальной? Прежде за тобой такого греха не числилось.

– Ты не заметишь, как я в старушку превращусь. Встретишь на улице и не узнаешь, пройдешь мимо.

– Све-ти-к! – Он прижал к себе девушку еще крепче. Но не нашелся, что сказать в свое оправдание. Лукавить и говорить о любви у него язык не поворачивался. Слишком высоко оценивал это чувство. Зато нежность своим близким подругам Владимир дарил в избытке. Особенно Светке. Беда состояла в том, что она в отличие от некоторых других могла отличить нежность от любви. Но надеялась, что когда-нибудь нежность перерастет в любовь.

В тот вечер она почти поверила, что такая метаморфоза произошла. Владимир был таким нежным, таким пылким и неистовым, как никогда. Светка умирала и воскресала много, много раз. И, придя в себя, продолжала шептать:

– Володенька, еще, еще, еще…

Наверное, на час или на два они забылись крепким освежающим сном. Фризе проснулся первым. В квартире стояла глухая тишина. Даже с улицы не доносилось ни звука. Тройной стеклопакет, которым заменили старые, еще довоенные рамы, надежно защитил от городского шума.

Но неожиданно сквозь тишину прорвались приглушенные звуки: негромкий, сдавленный шепот, непонятное бульканье. Сыщик насторожился. Ему показалось, что звуки доносятся со стороны кладовки, в которую он запихал телевизоры. «Неужели, “фантомасы” могут вещать, не подключаясь к Сети? – недовольно подумал Фризе. – Только этого мне и не хватало!»