Алексей Макеев - Монастырская братва

«Об этом я не подумал». Илья, пригнувшись, пробежал под окнами, обогнул дом и оказался у крыльца, присел на корточки, всматриваясь в мутную дымку перед собой. Ворота закрыты, гараж вроде тоже, в бане темно, но дверь отсюда не видна, может, и есть там кто, как прошлой зимой в бабкином доме, например. А может, и в отцовском сейчас парочка хорошо замотивированных юношей в штатском поджидает. Тренированных, заметим, юношей с хваткой бультерьера, чьи челюсти только пассатижами разжимать, и то когда собачка уже дышать перестала. Хотя нет, вряд ли бы в этом случае Хельму у дома оставили, она бы этих бультерьеров… А так вон она, сидит себе, вернее, лежит в будке, только нос наружу высунула и вроде спит, или лень ей под дождь вылезать. А в доме по-прежнему тихо, и в окнах темно, словно спят все.

«В окно постучать или сразу в дверь?» Илья, стараясь держаться подальше от вольера, в два прыжка оказался у зеленой изгороди, подпиравшей забор со стороны отцовского участка, пролез через кусты и присел на корточки, раздвинув ветки. Точно, не ошибся, «день сурка» в разгаре, и конца-края ему не видно – здесь «Нива», стоит, голубушка, чтоб тебя черти взяли. Нагло так стоит, проезд к воротам перегородив, всем своим видом показывает, кто тут хозяин, и этот хозяин свое получит, хоть тушку негодяя Кондратьева-младшего, хоть чучело, и ждать будет, сколько потребуется. Обострение, к гадалке не ходи, у них пару недель назад началось, когда в овраге труп коллеги обнаружили, осерчали не по-детски и ждут, караулы выставили, да только, как и прошлой зимой, дальше своего носа ни черта не видят…

За спиной послышались странные звуки – шелестела трава и что-то мягко и тяжело падало на нее, ритмично и споро. Илья обернулся, но понять ничего не успел. Налетело огромное, белое, впечатало в ветки немаленькой массой и принялось тыкать в лицо холодным мокрым носом. И все в тишине, только слышно, как нечто жалобно поскуливает и скребет лапищами землю. Вот тебе и ленивая псина – учуяла издалека, налетела и с полоборота нейтрализовала «гостя», кто ее только научил так подлетать, вот уж как есть ужас на крыльях ночи…

– Тихо, тихо… – Илья отбивался от взволнованной Хельмы, отпихнул «азиатку», вместе с ней выбрался из кустов. И моментально вспомнив, на что способна голосистая псина, одной рукой сгреб ее за ошейник, а второй зажал собаке пасть. Хельма особо и не сопротивлялась, для порядка поворчала, покрутила лобастой башкой и побежала рядом с Ильей к бане. Дружно завернули за угол, Илья толкнул неплотно прикрытую дверь и ввалился вместе с собакой в предбанник, стянул с головы капюшон. Хельма немедленно воспользовалась свободой, тявкнула басовито и вскочила на задние лапы, норовя передними обнять блудного молодого хозяина.

– Да уйди ты! – прикрикнул на «азиатку» Илья. Та послушалась, но пасть закрыть себе не давала, вертелась ужом, прятала голову, не забывая гавкать – редко, но отчетливо, всем видом выражая радость и возмущение по поводу долгого отсутствия Ильи.

– Стой, дура, стой, кому говорят! – Илье удалось схватить собаку за ошейник и закрутить ей пасть ремнем скинутого со спины рюкзака. Хельма поняла, что попалась, села на пороге и тоскливо уставилась на Илью. «Развяжи, я больше не буду!» – читалось во взгляде преданных темных глаз, но Илья верить «азиатке» не торопился. Потрепал ее по загривку, погладил за ушами, хлопнул по мощной спине:

– Здоровенная какая, коровушка ты моя. Я уж думал, ты меня не узнаешь… – И застыл, услышав в шуме дождя легкий шорох и еле уловимый треск – к бане шел кто-то. Хельма насторожила круглые ушки и отчаянно завертела башкой, пытаясь избавиться от «намордника», но Илья был начеку. Потянулся к ремню джинсов, коснулся торчащей из-за него рукояти «ижа», но сразу убрал руку – человек уже остановился у двери, и он был один.

– Кто здесь? – В ответ Хельма заскулила и попыталась содрать с морды ремень передними лапами. Илья дернул собаку за ошейник и промолчал.

– Кто? – настаивали из-за двери, и молчать больше не было сил.

– Свои, – негромко произнес Илья, – свои, отец. Извини, что без предупреждения, не мог я позвонить, сам понимаешь…

Хельму было не удержать, она рванулась к двери и кинулась в ноги входившему, Илья в последний момент дернул ее назад. Сел на лавку у стены, обнял собаку за шею и снизу вверх смотрел на отца. Даже в полумраке видно, что батя здорово сдал за три или четыре месяца, что они не виделись, – осунулся, бледный, пальцы подрагивают, цепляются за шнурки накидки и никак не могут развязать тугой узел под горлом. Но очки блестят так же воинственно, и голос хоть и глуховат, но до сих пор заставляет вжимать голову в плечи, словно нашкодившего школьника.