Алеха Юшаева: К.Д.

Парень согнулся пополам, глядя пристально на землю. Каждая песчинка спокойно лежала рядом с миллионами других песчинок, таких же маленьких, как и она. Он вздохнул. Когда-нибудь настанет время, и ему придется применить Бретту.

Он поднялся и зашагал в сторону дома, изредка запахиваясь, противостоя противному ветру. Около входной двери толпилась молодежь, галдящая и кричащая. Один из них держал в зубах тонкую зубочистку и иногда цыкал, поправляя её и перекладывая на другую сторону рта. На его плече покоилась голова белокурой девчонки, ехидно смотрящей на него из-за его волос, она что-то шептала ему, отчего тот поднимал брови и ухмылялся. Напротив стояли еще две девушки, похожие друг на друга и не отличающиеся от сотни других подростков, они облепили высокого юношу в черных очках и с самодовольной улыбкой. Константин, приближаясь к двери, убрал руки в карманы и сощурил глаза. Компания встрепенулась, едва заметив его, и затихла. Он, медленно ступая, поднялся по малочисленным ступеням и услышал тонкий голос:

– Неужели Вы пройдете мимо и не угостите даму сигаретой? – девчонка тихо хихикнула.

Он остановился, повернул голову, поднял ресницы, глядя на говорившую, и вернулся в исходное положение. Девушка потупилась, понимая, что зря сказала не подумав, её друзья неодобряюще шикнули. Константин раскрыл дверь, пальто широко распахнулось, вошел внутрь. Парень с зубочисткой прошипел:

– Какого черта тебя дернуло сказать это? Ты хоть знаешь, кто он? – он пренебрежительно осмотрел её с головы до ног.

– Да мне хоть сам король! Что мне будет? Убьет он меня, что ли? – взмахнула она руками.

Больше он не слышал, взбираясь по неправильным лестницам. Лифт обычно не работал, проверять его исправность не хотелось, и он спокойно поднялся на свой шестой этаж. Оглядев соседнюю деревянную дверь, вставил ключ в замок и отпер его. Пройдя в коридор, сбросил обувь, скинул пальто, бережно повесив его на крючок у дверного косяка, ласково провел ладонями по рукавам. Тихо вошел в гостиную. Ничего не изменилось за те два с небольшим часа «прогулок» по дворам. Диван покорно стоял вдоль длинной стены, над ним висела картина с непонятным сюжетом в темных красках, по левую сторону возвышалась лампа, служившая помощником в мрачные вечера, напротив стоял старый телевизор, который скорее собирал пыль, нежели использовался по назначению. В углу важно сидел деревянный комод, хранящий почти дорогие вещи, его противником был высокий шкаф, надменно глядящий на коротышку и звенящий от каждого даже легкого шага. Между этими врагами находилась дверь, ведущая на балкон, где было абсолютно пусто.

Константин упал на диван, издавший охающий звук, и задумался. Одна ладонь лежала на колене, вторая на диване, взгляд бездумно упирался в одну точку. Почему-то не было желания двигаться и даже дышать. Он закинул голову наверх, открыв широко глаза и глядя в белый потолок, напоминающий ему о психиатрической больнице. Многие умалишенные смотрят на него так же, как сейчас это делал он, им не хочется ничего, как и ему. Думать тяжело. Он шевельнул плечом и закрыл глаза.

Был ли смысл в его жизни? Было ли то, чем он занимается, его предназначением? Возможно, каждый хотел бы очищать город и весь мир от подлых ублюдков, подобно тому, который сейчас гниет в глубине дворов, но каждый ли хотел брать на себя ответственность за пролитую кровь? Душа казалась ему черной, склизкой, вонючей, противной, во сто крат гнуснее, чем все те, кого он доставал. Чем только не пренебрегаешь, идя на такое. Эти подонки не знают, какой урон они наносят обществу и какую ношу принимает на себя Константин, пристреливая их всех. Да, можно перевести стрелки и сказать: «Старик, мать твою, не молчи и докажи, что ты мой начальник! Не я всучивал себе под морду эти дела!» Когда за ним придет Строгий Судия, он не сделает этого, а покорно сложит голову и протянет руки для ареста. Но нужна ли эта жертва хоть кому-то? Наверное, нет. Кроме него самого.

Длинными пальцами он схватился за галстук и расслабил его хватку. Отстегнул пару пуговиц белой рубахи, обнажая красивую грудь. Было ли что-то в этом мире справедливого? Нормального? Естественного? Прекрасного, в конце концов? Он не видел ничего. Или мир поворачивался к нему лишь с этой ужасающей стороны. Легкие прозрачные шторы, всегда пропускающие свет, слегка качнулись, и он это заметил. Завтра всё вернется на свои места: будет заказ на чью-то жизнь, будет разговор со стариком, будут эти безмозглые придурки, сидящие за компьютерами, будет та же серая дверь, будут и эти веселящиеся дети, и кричащие подростки, и сварливые старухи, и он, безжалостный, бесчувственный, безмолвный Константин, всё такой же, как и обычно.