Андрей Воронин - Игра без правил

– Что ты можешь сказать, мешок с дерьмом? – спросил Рублев, и пистолет сильнее вдавился в верхнюю губу Кутузова, заставив того по-бабьи вскрикнуть от боли. – Раньше надо было говорить, и не здесь, а в милиции. На кой хрен мне твои разговоры?

– Ты не знаешь, – бормотал Кутузов испачканными губами. Голова его была жестко зафиксирована в одном положении, и все, что он мог видеть, – это лужу собственной блевотины, медленно впитывающуюся в колени Комбата, да руку, сжимавшую пистолет. – Французов . Он жив. Жив, жив, не убивай!

– Сейчас ты отвезешь меня к нему, – сказал Комбат. – Я посмотрю, правду ли ты говоришь, и тогда решу, что с тобой делать.

– Это нельзя, – торопливо зашепелявил Кутузов, – нельзя! Там охрана с автоматами, оттуда живым не уйдешь.

– Да ты, похоже, решил рассказывать мне сказки, – сказал Рублев. – Это, брат, не ко мне. Молиться будешь или сойдет и так?

– Подожди! – задушенно взвизгнул у него под мышкой Кутузов. – Не веришь, да? У меня на даче его жена. Поехали, я тебе ее покажу… Я отпущу…

– Можно подумать, тебя кто-то будет спрашивать, отпустишь ты ее или нет, – проворчал Комбат, убирая пистолет и отпуская шею Кутузова. – Поехали. Только утрись сначала, а то всех гаишников распугаешь.

Кутузов выпрямился, как-то неестественно держа затекшую шею, и, продолжая рефлекторно всхлипывать, как обиженный ребенок, размазал кровь и слезы по физиономии рукавом рубашки. Комбат повернул к нему зеркало заднего вида, после чего занялся собственным туалетом: найдя в бардачке какие-то дорожные карты, скомкал их и, брезгливо сморщившись, обтер испачканные брюки. Зашвырнув ком грязной бумаги на заднее сиденье, он повернулся к Кутузову.

– Ну, ты готов?

Кутузов был готов. Лицо у него, конечно, так и осталось разбитым, но кровь с него исчезла, и даже повязка заняла свое место на правом глазу.

– И как только тебе разрешают с одним глазом Машину водить? – изумился Борис Рублев.

Кутузов в ответ только криво пожал плечами. Руки у него заметно тряслись.

– Не задави кого-нибудь, дурак, – брезгливо сказал Рублев. – Убью сразу, даже если это будет собака.

Кутузов торопливо кивнул, завел двигатель и тронул машину с места.

В салоне жутко воняло, и Борис Рублев опустил стекло, заставив Кутузова сделать то же самое. Теплый сквозняк ерошил волосы, заставляя щуриться. Некоторое время Комбат волновался, сможет ли одноглазый бандит в такой обстановке вести машину, но вскоре успокоился. Словно подслушав его мысли, Кутузов нацепил на нос солнцезащитные очки.

Рублев не торопился приступать к расспросам, справедливо полагая, что время на это у него еще будет.

Кроме того, он боялся, что Кутузов может вдруг заупрямиться, и тогда его опять придется бить, а делать это на ходу было опасно. Помимо всего прочего, Борис Иванович просто устал. Он не спал две ночи подряд, и, хотя в прежние времена такие усилия были для него в порядке вещей, теперь организм настоятельно просил хотя бы кратковременного покоя.

"А как там Серега? – подумал он вдруг. – Обиделся, наверное. Ну ничего. Он парень умный, поймет, что к чему. Экскурсия экскурсией, а друзей в беде бросать нельзя. Не знаю, как у кого, а у нас в десанте порядок такой."

Черный "Хаммер" миновал пост ГАИ на выезде из города и пулей понесся по шоссе. Рублев отметил, что Кутузов ведет машину с самоубийственной скоростью, и немного удивился: вроде бы торопиться его попутчику было некуда. Неужели он настолько испугался, что старался поскорее избавиться от Рублева любой ценой?

"Вот именно, – подумал Борис Иванович, – любой. Уж не задумал ли он чего, хрен одноглазый? Такие просто так не сдаются, у них всегда имеется что-нибудь в запасе на крайний случай. Подлость какая-нибудь. Только какая?" Вскоре вокруг шоссе стеной встал сосновый лес.

Притормозив, Кутузов осторожно свернул на аккуратно заасфальтированный, без колдобин, проселок. Через некоторое время справа от дороги потянулся потемневший от времени дощатый забор, казавшийся бесконечным.

За забором росли те же сосны и ели, между которыми смутно темнела кое-где поросшая пятнами ярко-зеленого мха огромная шиферная крыша.

– Это что? – спросил Рублев у Кутузова, перекрикивая врывавшийся в салон через открытые окна шум мощного двигателя.

– Номенклатурные дачи, – ответил Кутузов.

– Кучеряво живешь, – позавидовал Комбат.

Вскоре проселок свернул под прямым углом, и справа в просветах между деревьями показалась свинцово-серая гладь залива. Иногда ее заслоняли обветшалые громады стоявших на большом расстоянии друг от друга дач. Под широкими шинами "Хаммера" то и дело с пистолетным треском ломались упавшие на дорогу ветки.