Андрей Воронин - Игра без правил

Неприятности на работе? Какие неприятности могут задержать преподавателя до полуночи? Ей вдруг пришло в голову, что она могла пропустить какое-нибудь важное сообщение по радио. Какой-нибудь очередной военный конфликт, лесной пожар или шайка вооруженных дезертиров вполне могли бы послужить причиной внезапной задержки. Такое уже было в позапрошлом году, когда горели торфяники. Юрий тогда не успел даже заехать домой, и о его отъезде ей сообщил посыльный.

Но сегодня никакой посыльный к ней не приходил, так что и это представлялось ей маловероятным.

А может быть, он опять ввязался в какую-нибудь драку? Он вечно встревал в уличные потасовки, когда видел, что кто-то нуждается в помощи. Он всегда выходил победителем из любой драки, даже в тот раз, когда полез разнимать две группы дерущихся между собой пьяных мужчин, и те вдруг не сговариваясь все вместе набросились на него. Тогда все кончилось минуты за полторы. Ирина даже не успела как следует испугаться, а Французов уже шел к ней, немного виновато улыбаясь и потирая оцарапанный кулак, а позади него слабо копошилась на асфальте перепутанная матерящаяся груда, впрочем, матерящаяся весьма осторожно, вполголоса и без перехода на личности.

Но все когда-нибудь кончается, и сам Юрий не раз говорил ей, что непобедимых бойцов не существует.

Может быть, настал его черед остаться на асфальте?

Или, как не раз предрекала сама Ирина, его наконец попросту забрали в милицию? Она сто раз говорила ему, что добром его донкихотство не кончится. Вот и накаркала, кажется…

Она подошла к плите и безучастно пощупала эмалированный бок кастрюли. Ужин, он же обед, безнадежно остыл. Придется разогревать, подумала она и вдруг совершенно неожиданно для себя заплакала. Плакала она очень редко – было у нее такое совершенно неженское качество, которое очень ценил в ней бывший ротный командир десантно-штурмового батальона. Крупные слезы городом катились по щекам и капали на эмалированную поверхность газовой плиты, как крупный редкий дождик. Она сердито утерла глаза тыльной стороной ладони, приказала себе немедленно прекратить безобразие, несколько раз шмыгнула носом и действительно прекратила.

Словно в награду за это, на лестничной площадке с грохотом разошлись и снова захлопнулись двери лифта. Ирина насторожилась, прислушиваясь, и через несколько секунд в прихожей раздалась мелодичная трель звонка. Она бросилась к двери, лихорадочно схватилась за барабанчик замка, но в последнюю секунду одумалась и спросила:

– Кто?

– Срочная телеграмма, – откликнулся из-за двери молодой женский голос.

Ирина заглянула в глазок и увидела на тускло освещенной площадке невысокую худощавую фигурку – несомненно, девичью. Цепочки на дверях не было, да если бы она и была, Ирине даже не пришло бы в голову набросить ее: появление девушки-почтальона со срочной телеграммой было не совсем то, чего она ждала, но достаточно близко. "Значит, училище все-таки подняли по тревоге", – подумала Ирина, отпирая замок.

Дверь внезапно распахнулась сама собой и так резко, что она едва успела отскочить назад, чтобы край дверного полотна не ударил ее по лицу. В прихожую один за другим ворвались трое плечистых парней в кожаных куртках. Не раздумывая ни секунды, Ирина попыталась ударить переднего ногой в пах (она недаром была женой бывшего десантника, а эти парни явно не имели ничего общего ни с почтой, ни с телеграфом), но тот небрежно отбил удар левой рукой, а правой отвесил Ирине такую пощечину, что она отлетела к стене, больно ударившись головой. Она открыла рот, чтобы закричать, но большая жесткая ладонь, пахнущая табаком и дорогой туалетной водой, немедленно запечатала ей рот, скомкав крик и, превратив его в нечленораздельное мычание. Ладонь сжалась, словно собирая лицо в горсть. Указательный и безымянный пальцы надавили на глаза, средний лег на переносицу, а большой и мизинец впились в щеки. Ирина дернула головой, пытаясь освободиться, но рука надавила сильнее, прижимая ее затылком к стене.

Щелкнул замок закрывшейся двери. В прихожей стало тесно. Помимо Ирины, в ней было еще четыре человека, а на такой наплыв публики это помещение рассчитано не было. Ирину взяли за волосы, грубо оторвали от стены и, продолжая зажимать рот, втолкнули в гостиную.

– Веди себя тихо, сучка, – негромко сказал, хриплый голос у нее над ухом, и Ирину обдало омерзительной волной чужого несвежего дыхания. – Вздумаешь орать, на куски изрежем. Все понятно?