Он заметил, что все еще торчит посреди номера, и заставил себя присесть на край кровати. Это оказалось неожиданно удобно, даже удобнее, чем в кресле, потому что можно было прилечь, откинуть ноющую голову на подушку и прикрыть воспаленные глаза.
Так он и поступил, и немедленно в глазах у него зарябило отражающееся от воды солнце, понеслась вдоль клепаного железного борта пенная зеленоватая вода, замелькали коридоры, трапы, потные оскаленные морды, блеснули коротким яростным блеском тяжелые золотые слитки с вытесненными на них двуглавыми орлами, и ладонь сама собой сжалась, обхватывая несуществующую рукоять выброшенного в море пистолета, в котором почти не осталось патронов…
Когда Тамара, посвежевшая после душа, вышла из ванной, Дорогин спал, отвернув от окна осунувшееся небритое лицо. Тамара присела рядом с ним на постель и осторожно провела ладонью по колючей щеке.
Дорогин вздрогнул, беспокойно зашевелился во сне, и Тамара поежилась: она увидела, как указательный палец его правой руки согнулся и несколько раз нажал на невидимый курок. Сергей что-то невнятно пробормотал и вдруг четко и раздельно произнес:
– От судьбы не уйдешь, она тебя все равно догонит.
Тамара почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она поняла, что Дорогин прав: от судьбы не уйдешь. И еще одну вещь поняла Тамара Солодкина, сидя на краешке кровати рядом с беспокойно метавшимся во сне Дорогиным: дороже этого человека у нее никого нет и, наверное, уже не будет.
Она тихонько вздохнула и, откинув покрывало, осторожно легла рядом с Сергеем, стараясь не потревожить его сон.
Она сама не заметила, как уснула, а проснувшись, увидела, что в номере темно. В незашторенное окно заглядывали крупные, как горох, южные звезды, из ванной доносился плеск воды и неразборчивое пение. Оттуда пробивалась полоска электрического света, и, глядя на эту полоску, Тамара снова уснула с ощущением, что все плохое позади и теперь все непременно будет очень хорошо – по крайней мере, на некоторое время. Это ее вполне устраивало: живя с Дорогиным, она давно отвыкла загадывать больше чем на час вперед.
В конце концов она проснулась окончательно и поняла, что выспалась на неделю вперед. В окно било утреннее солнце, дверь в лоджию была открыта настежь, и оттуда раздавалось бодрое хаканье отжимавшегося от бетонного пола Дорогина.
Она закрыла глаза, чтобы представить безмятежную жизнь с ее маленькими проблемами и радостями, но тут пыхтение на балконе прекратилось, Дорогин вошел в комнату и с порога издал заливистый петушиный крик.
– Вставай, лежебока, – сказал он. – Птичка утром прилетела и давай в окно стучать: как тебе не надоело, как не стыдно столько спать?
– Твою птичку надо связать, заклеить ей клюв пластырем и немного повозить по морю, тогда она поймет, почему мне не стыдно, – ответила Тамара, открывая глаза. – И вообще, я давно не сплю, а, наоборот, подглядываю: один ты там в лоджии пыхтишь или с тобой какая-нибудь пляжная красавица?
Отвернись, я хочу встать.
– А надо ли? – с сомнением спросил Дорогин.
– Что именно – отворачиваться или вставать? – ответила она вопросом на вопрос.
– И то, и другое.
– Надо. Не знаю, как ты, а я голодна. Быка бы съела, наверное.
– Быка? – переспросил Дорогин и принялся озабоченно оглядываться.
– Что ты ищешь? – поинтересовалась Тамара.
– Как что? – удивленно вытаращился Дорогин. – Что-нибудь, чем можно свалить быка. Сомневаюсь, что в меню здешней харчевни есть зажаренный на вертеле бык.
– Сойдет и по частям, – вставая, сказала Тамара. – Главное, побыстрее.
Они оделись и спустились в ресторан. Дорогин был чисто выбрит, свеж и весел. Лишь изредка он морщился и подносил ладонь к затылку, но тут же, спохватившись, отдергивал ее. Усадив Тамару за столик и усевшись сам, он некоторое время тревожно оглядывался: не узнает ли кто-нибудь из посетителей и обслуживающего персонала в нем небритое, перебинтованное чучело, которое бродило здесь вчера и после ухода которого в мусорном баке обнаружился изуродованный труп? Его никто не узнал, и он, слегка расслабившись, сделал обширный заказ.
Закончив писать, официант сделал небольшую па узу, откашлялся и осторожно спросил:
– Извините, вы всегда так завтракаете?
– В каком смысле? – удивленно поднял на него глаза Дорогин.
– Н-ну-у, скажем.., так обильно.
– Ах, это… Нет, сейчас я на диете. А вы всегда заглядываете клиентам в рот?
– Это моя профессия, – гордо ответил официант и удалился.
Читать дальше