Андрей Воронин - Комбат не ждет награды

– Неплохо было бы сейчас вмазать, а Малыш? – сказал Пастух, кивнув в сторону заднего сиденья.

– Неплохо было бы. Но ты же знаешь, я не пью за рулем.

– Что, никогда?

– Никогда. За это меня Матвей Гаврилович и держит на работе.

– Я тоже на работе пить не люблю. А вот сделаешь дело – и можно расслабиться.

Правда?

– Конечно можно. И с девочками желательно. Какие бабы к шефу ходят! Вот с такими бы поразвлечься.

– Попроси, может и тебе даст.

– У меня денег не хватит рассчитаться с такими.

– То-то и оно. Его бабы и наши – это две большие разницы, – сказал Пастух, облизав пересохшие губы.

«КамАЗ» начал сбрасывать скорость.

– Что это с ним? – спросил Малыш, глядя в зеркальце заднего вида.

– Наверное, решил остановиться.

Дорога поднималась в гору. До поворота на Слободу, как свидетельствовал знак, было два с половиной километра.

– Малыш, ты сейчас сядешь в «КамАЗ» и сделаешь все как положено. Понял меня?

– Да, понял, – ответил Малыш Никите.

Прохор Иванов явно не понимал, что сейчас должно произойти. Но повиновался приказу Никиты, понимая, что его согласие или отказ ровным счетом ничего не значат. Он уже жалел, что вообще ввязался в эту историю и взял деньги. Но выхода не было.

Минут через сорок Никита с бутылкой водки подошел к Прохору Иванову и сказал:

– А сейчас ты выпьешь до дна всю бутылку.

– Да ты что, командир, с ума сошел?

– Я сказал, – тоном не терпящим возражений, буркнул Никита, подавая бутылку.

Прохор отковырял дрожащими пальцами пробку и, понимая, что лучше делать так, как ему велят, припал к горлышку. Водка из бутылки начала медленно переливаться ему в рот. Он выпил ее за два приема, а затем закурил. Как раз в это время взревел мотор и «КамАЗ» тронулся с места.

– Куда это они? – спросил Прохор у Никиты.

– Не переживай, сиди.

Джип стоял на обочине, за рулем на месте Малыша сидел Пастух. А Никита и Прохор Иванов сидели на траве рядом с джипом, на пыльной придорожной траве.

Малыш увидел «рафик», который несся с горы. Скорость была где-то километров девяносто.

– Ну и гонит! – пробормотал Малыш, вдавливая в пол педаль газа и разгоняя тяжелый «КамАЗ».

Машины шли навстречу друг другу. «КамАЗ» поднимался в гору, а «рафик» мчался с горы.

Когда между машинами оставалось метров пятнадцать, Малыш резко повернул в сторону, загораживая рафику дорогу. Водитель «рафика» вильнул, «КамАЗ» зацепил его своим бампером, и «рафик» полетел в кювет, на ходу переворачиваясь и грохоча измятым железом. Посыпались стекла, послышался истошный крик, который потонул в лязге и скрежете металла.

Прохор Иванов протрезвел буквально на глазах, ведь все это произошло метрах в трехстах от джипа и он все это видел своими глазами.

– Сиди тихо и не рыпайся! – направив на него ствол пистолета, сказал Никита. – Шевельнешься – пристрелю, понял?

Прохор закивал головой и по его небритым щекам потекли слезы. Это были слезы ужаса.

«Рафик» дымился. Джип помчался в гору.

Забрали Малыша, который вскочил на заднее сиденье, а затем автомобиль развернулся и понесся по дороге в направлении Смоленска.

– Здесь, – сказал Никита, указывая на проселочную дорогу, которая уходила в сторону от трассы. – Сюда, сюда давай!

Джип резко повернул; и въехал в березовый лесок.

– Выходи! – приказал Прохору Иванову Никита. – Выходи, я тебе сказал! – а затем схватил его за плечо и буквально вышвырнул из салона джипа.

Прохор хотел побежать, но вовремя подставленная нога Никиты опрокинула его на землю, а затем Никита для острастки заехал ногой водителю «КамАЗа» по ребрам. Тот ойкнул и его стошнило – водкой, колбасой, капустой и всей той дрянью, что он съел в придорожном кафе.

– Вот так-то будет лучше. Лежи, не рыпайся. Веревку давай! – обратился он к Пастуху.

Тот притащил веревку, быстро была сделана петля.

– Мужики, не надо! Я никому ничего… Я…

Прохор Иванов будет молчать, как могила!

Мужики, не надо! – уже обо всем догадавшись, взмолился водитель.

Но подобные просьбы на мужиков типа Никиты не производили никакого впечатления.

Они наоборот, лишь еще больше заводили бандитов, раззадоривали их.

– Давай, забрасывай! Завязывай!

Среди берез росла корявая сосна, суковатая и невысокая. Один конец веревки был закинут на сук, петлю набросили на шею плачущему Прохору Иванову, а затем Пастух приподнял его и резко дернул за ноги. Язык Прохора вывалился изо рта. Его галифе были мокрыми.