Андрей Воронин - Комбат в западне

Но кроме того, что Комбат успел схватить автомат, он еще выдернул нож, рукоятку которого он давным-давно заприметил, она торчала из голенища сапога.

С ножом и автоматом Рублев, как рысь, метнулся на кучу камня, а затем взлетел на стену и перевалился, буквально обрушился в гулкую темноту.

— Бля! Бля! — раздался резкий вопль другого охранника, который даже не успел среагировать.

Охранник передернул затвор автомата, бросился к камням, отбрасывая в стороны заключенных, ударив Бабека прикладом в грудь. Француз скорчился и упал лицом вниз.

А Комбат уже бежал по гулкому тоннелю. В ногах плескалась вода.

— Гранату туда кидай! Гранату, придурок! — послышался крик Бородина.

Но Комбат был уже слишком далеко. Он знал маршрут, ведь он его наметил. В стенах были небольшие ниши глубиной в полметра. И в одну из этих ниш вжался Борис Рублев, переводя дыхание и передергивая затвор автомата.

— Ну, суки, теперь вы у меня попляшете! Пусть только сунется кто-нибудь!

В это время раздался жуткий грохот взорванной гранаты.

— О, бля, — пробурчал Комбат, прекрасно понимая, что гранатой его не достать.

Он решил не тратить патроны по пустякам.

«Ничего, ты сейчас появишься».

— Наверное, ему кранты, — сказал охранник виноватым голосом.

— Это тебе сейчас будут кранты, — послышался окрик Бородина.

Комбат стоял в нише со взведенным автоматом. До той стены, от которой он убежал, было шагов тридцать.

Комбат понимал, сейчас там появится голова охранника.

Он прижал приклад к плечу.

«Ну, давай же, давай, чего медлишь, урод долбаный!»

Над неровной стеной появилась голова, она виднелась расплывчатым силуэтом и была похожа на верхнюю часть мишени.

— Ну, держись, — Комбат мягко нажал на рифленое железо курка.

Короткая очередь. Три пули. Две из них угодили в цель. Одна вошла в глаз охраннику, а другая в плечо.

Он упал со стены, как мешок с дерьмом. Густая липкая кровь потекла на белый известняк.

— Ну вот, один ноль, — пробормотал Комбат, — И главное, что один ноль в мою пользу.

— Гранаты! Гранаты туда! — закричал Бородин и сам сорвал с пояса одного из охранников гранату, выдернул чеку и, подбежав к стене, бросил ее в тоннель.

Но Рублев это просчитал. Он находился уже далеко и даже если бы Бородин был спортсменом, то навряд ли он смог бы добросить гранату до Комбата.

— Да ладно, оставьте его в покое, — раздался злой крик Чурбакова, — этот тоннель заминирован. Этот урод сейчас взорвется. Ну, если не сейчас, то минут через двадцать-тридцать. В общем, ему не жить. Закладывайте стену, скорее закладывайте! А-ну, скорее за работу!

Уже стоя по колено в воде, Комбат понял кого же ему так сильно напоминал Вадим Семенович Чурбаков.

Шляпа, очки, одутловатое лицо… Да, он напоминал ему Лаврентия Берию. Именно его, этого жуткого садиста, который, прикрываясь гнусной коммунистической идеологией, беспощадно уничтожал людей.

— Я и до тебя доберусь и тебе кранты!

Комбат понимал, что, скорее всего, тоннель заминирован. Не имея ни спичек, ни зажигалки, ни фонарика он ощупью двинулся в кромешную тьму, ощупывая каждый сантиметр пути, боясь, что может зацепиться за проволоку растяжки и тогда от него останутся лишь клочья. А что хуже всего, так это то, что ему может оторвать ноги и тогда он, обрубок, ничего не сможет сделать, будет медленно, истекая кровью, сдыхать здесь, в воде, проклиная все на свете.

"Да, я в такие тяжелые передряги еще не попадал.

Ведь там, в хранилище спирта, я знал все ходы и выходы".

Грязный обтрепанный бродяга появился на Калининградском вокзале на рассвете — как раз в то время, когда все пассажиры в залах ожидания находились в странном оцепенении. В ближайшие полчаса никаких поездов не было. Поэтому кто-то дремал, кто-то спал, кто-то пил кофе или чай из термоса, ожидая, когда раздастся громкий, искаженный динамиком голос и будет объявлена посадка, будет сказано на какой перрон прибывает поезд и с какого перрона отходит. В общем, вокзал находился в оцепенении.

Бродяга выглядел ужасно — так, словно бы его только что извлекли из мусорного контейнера, хотя никаких ошметков и никакого мусора на нем не висело. Но вся его одежда, когда-то, наверное, выглядевшая респектабельно, превратилась в грязные лохмотья, болтающиеся на худом изможденном теле. Руки были черны, пальцы распухли, красные глаза слезились, часто моргали. Пегая, слипшаяся бороденка, длинные, давным-давно нечесанные волосы были жирны и напоминали сосульки на мусорном баке.