Андрей Воронин - Кровавый путь

Было странно видеть в этом огромном сильном мужчине такую почти детскую покорность.

– Ну подойди ко мне, – произнес Учитель.

Мужчина опустился на колени и пополз. Когда он оказался рядом со своим повелителем, тот плюнул себе на пальцы и вытер их о бритую макушку коленопреклоненного. При этом брезгливо поморщился.

Мужчина распластался.

– Ладно, иди. Будешь нужен – позову. Я тебя благословляю, ты мой верный ученик. Ты один из избранных.

– Я рад, Учитель.

Встав на четвереньки, охранник попятился. Он был похож на огромного пса. Единственное, чего он не делал, так это не рычал и не лизал босые ноги с наманикюренными, ухоженными ногтями Учителя.

– Вот что, я решил, – выплевывая слова так, как прежде выплевывал вишневые косточки, проговорил Учитель. – Связного уберете, как только получите документы и ампулы.

– Понял, – вновь ударившись лбом о мягкий ковер, тихо ответил слуга.

– Люди прибывают? – задал вопрос Учитель.

– Построено еще пять новых домов и закончен первый барак.

– Это хорошо, – глядя на белую стену и погасший экран телевизора, сказал Учитель. – Да, кстати, что сделали с двумя непокорными?

– Один сам разбил голову о стену, а насчет второго наглеца ждем распоряжений, – не вставая с колен, сказал слуга.

– Я сам хочу с ними поговорить, я сам спущусь в подвал.

– Слушаюсь, все будет исполнено.

– А теперь иди, – тяжелая штора колыхнулась, дверь за ней бесшумно открылась и закрылась.

Учитель остался один. Никто бы без звона колокольчика не решился потревожить его покой.

Учитель раздумывает, Учитель общается с всевышним, сыном которого он себя называет. Он думает о спасении своих людей и входить к нему нельзя – это строжайше запрещено. Даже если земля начнет проваливаться, если реки потекут вспять, а капли дождя зависнут в воздухе, а затем полетят от земли к облакам, все равно никто не посмеет войти и потревожить размышления Учителя.

Уже около шести тысяч приверженцев нового учения и его, Учителя, насчитывалось в России и триста из них жили неподалеку. И все эти люди работали, не покладая рук, на возведении новых домов для переселенцев из городов и деревень, которые, продавая все свое имущество, отдавая его секте, ехали сюда в Прибайкалье, в «святую землю», чтобы быть как можно ближе к своему Учителю, к тому, кто обещал им спасение и вечную жизнь в обмен на все, что они имели.

А всем остальным он предсказывает геенну огненную и бесконечные мучения. Спасутся лишь те, кто окажется рядом с Учителем, лишь те, кто будут верны ему. Уцелеет лишь одна святая земля Прибайкалья, а все остальное погибнет.

И день конца света и начала новой жизни Учитель знал. Иногда вознося вверх руки над собравшейся толпой, он называл точную дату. И все цепенели, как мыши перед удавом, а затем начинали возносить хвалу своему наставнику, тому, кто их спасет. А Учитель распинался, рассказывая об ужасах, которые обрушатся на землю, населенную безбожниками и заблуждающимися, а затем многозначительно добавлял:

– И это будет только начало, предвестие которого вы уже созерцаете ныне.

Да, были случаи, когда кто-то из его приверженцев разочаровывался в учении и пытался покинуть деревню, в которых жили приверженцы новой веры. Расправа с такими людьми была ужасной. Собирались все и каждый должен был ударить палкой непокорного. Иногда экзекуция продолжалась целую ночь, но в конце концов, пытавшегося бежать забивали до смерти.

И тогда Учитель говорил:

– Ну, теперь вы еще больше укрепились в своей вере. Работать, работать и молиться.

Люди Учителя спали по пять-шесть часов в сутки. Мяса они не ели, питаясь лишь тем, что вырастили на огородах. Все время они посвящали молитвам и работе. Молитвы были коллективные, как и исповеди. Никто и никогда не должен был оставаться в одиночестве, все присматривали друг за другом, блюдя чистоту веры. Все эти ухищрения придумал Учитель, вернее, он взял из каждой религии то, что ему подходило. А о том, что Учитель даже не очень грамотный человек, его ученики и последователи даже не имели возможности и времени задуматься.

Любая фраза, брошенная Учителем, приобретала многозначительность. Он умел говорить так, что ему верили. Если он видел на дороге камень, то мог глубокомысленно заметить:

– Этот камень – это кусок неба.

А потом остановиться, плюнуть себе на палец и оставить мокрый след на гладком сером булыжнике. И этот камень становился частью учения, перекочевывал в строящийся храм, ложился в фундамент или в стену. И все, видевшие ритуал, проникновенно шептали: