Андрей Воронин - Кровавый путь

– Да черт его знает! В сторону Иркутска.

– Думаю, сейчас дороги такие, что далеко не уедешь.

– Вообще-то, ты прав, Комбат, как всегда прав. Самое милое дело – по реке. Но катера у нас уже нет, прошляпили мы его, проворонили.

– Ас другой стороны, знаешь, Гриша, может, оно и к лучшему. Как-то не лежала у меня душа работать за конвойников и сопровождать беглых заключенных, этих уголовников, мать их…

– Это понятно, – сказал Андрей Подберезский, подходя к Комбату и протягивая ему пачку сигарет.

Комбат закурил и долго смотрел на небо, по которому плыли тяжелые серые тучи.

– Куда двинем? – наконец задал вопрос Подберезский.

– К телефону надо пробиваться, надо предупредить всех о том, что здесь творится. Надо передать послание его деда властям, пусть знают, что здесь творится черт знает что.

Японец и начальник охраны уже докладывали Учителю об успешно проведенной операции.

О том, что катер затоплен, а все его пассажиры погибли.

– Он застрелил последнего, – сказал начальник охраны, кивая в сторону японца, которого звали Кисикава Токуморо.

Учитель лишь кивнул в ответ и, послюнявив пальцы, прикоснулся ими к бритым затылкам начальника охраны и японца. Кисикава Токуморо наклонил голову.

А Подберезский, идя рядом с Комбатом, говорил;

– Знаешь, Иваныч, там какие-то узкоглазые были на пристани. И стрелял по плывущему, застрелил его, узкоглазый.

– Узкоглазый, говоришь?

– Да, на японца смахивает. Ну, может, кореец или китаец. Понаехало сюда разной швали! Так что ты думаешь делать?

– Я думаю, надо посмотреть на эту их лабораторию, разобраться что там к чему и какую дрянь они там производят.

– Послушай, Иваныч, так нас об этом никто не просил. Нам ведь никто не приказывал заниматься лабораторией.

– А знаешь, Андрюха, что я думаю? Может, и хорошо, что нам никто не приказывал. Может, это даже к лучшему. Понимаешь, я думаю, что если там делают какую-нибудь дрянь, бактериологическое оружие, то эти сумасшедшие не побоятся его применить. Тогда уже будет поздно разбираться. А представляешь, если в Москве начнут люди умирать? Даже, допустим, не в Москве, а в Саратове, Угличе, Ростове, Тамбове…

– Не представляю, Комбат.

– Вот и плохо, Андрюха, что не представляешь. Гриша, – обратился он к Бурлакову, – ты как считаешь, стоит посмотреть, что там за лаборатория, и чем там занимаются?

– Да, Комбат, думаю, стоит.

– Я и надеялся это услышать от тебя. Так что, идем туда?

– Хорошо было бы взять кого-нибудь и расспросить, как туда лучше пробраться.

– Кого же здесь возьмешь? Можно только на медведя нарваться, тайга кругом, сопки. И еще, Комбат, надо было бы этих ребят куда-нибудь пристроить, опасно им с нами.

– Я уже думал, Гриша, да ничего в голову не идет. Кстати, как у тебя с боеприпасами?

Бурлаков посмотрел на свой охотничий нож, затем на два связанных рожка.

– Больше патронов нет. У меня остался один.

– Андрюха, как у тебя с патронами?

– Рожок полный, второй пустой.

– Хреново, – заметил Комбат. – Ладно, нож есть у Андрюхи, нож есть у меня. Так что, в общем, оружие есть. Бывало ведь, ребятки, и похуже.

– Бывало, Комбат, – сказал Подберезский и на его лице появилось то бесшабашное выражение, которое так любил Комбат.

Гриша Бурлаков, наоборот, стал собран и мрачен. Комбат знал, что его друг и бывший подчиненный Гриша Бурлаков, тоже готов к любым неожиданностям и сможет достойно встретить противников. Единственное, что беспокоило Комбата, так это Марина и Роман. Что с ними делать, он не знал. Оставлять в тайге опасно, прятать их негде. Значит, придется прикрывать, тащить за собой следом. Про погибших уголовников и потопленный катер Комбату думать не хотелось.

Где-то через час небольшой отряд, состоящий из пяти человек, подобрался к поселку, в котором жили сектанты. Комбат и Гриша Бурлаков в бинокли изучали местность.

– Что-то людей не видно, – негромко сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.

– А который сейчас час? – спросил Роман.

Комбат взглянул на часы:

– Два десять.

– Конечно, сейчас никого на улице и не будет, ведь сейчас все молятся.

– Что, как у мусульман?

– Почти, – ответил Роман.

Марина всю дорогу молчала, она не проронила ни слова. Когда речь зашла о молитве, ее губы стали шептать странные слова.

– Не надо, Марина, забудь о них. Мы выберемся отсюда, я увезу тебя в Москву или в Штаты к своим родителям. Мы будем жить вместе, а о них забудь.