Андрей Воронин - За свои слова ответишь

– С возвращением, Комбат, – спокойно проговорил Грязнов, доставая сигарету и прикуривая. Глубоко затянувшись, он выпустил дым через узкий разрез неплотно сжатых губ. Голубоватая струйка потянулась к вентиляционной решетке.

И это короткое слово «Комбат» все расставило на свои места: так Рублева мог называть лишь человек, прошедший с ним войну.

– Грязнов? – проговорил Комбат, и тут же кровь тонкой струйкой потекла из его разбитых губ.

– Да-да, – подтвердил Валерий, сбивая пепел в целлофановый пакетик, снятый с сигаретной пачки. – Наверное, ты не ждал такой встречи?

Рублев никак не мог понять, где находится. Из всех звуков, доносящихся снаружи, различимым оставался лишь шум вентиляционной установки. Тут было тепло, но все равно не покидало ощущение сырости, присущей подземным помещениям.

– Значит, не забыл. Это хорошо, – радостно проговорил Грязнов, загасив окурок о подошву ботинка. – Значит, и ты помнишь, что расстались мы далеко не друзьями и у меня к тебе есть кое-какие счеты.

Грязнов говорил это спокойно, но в его голосе чувствовалась затаенная злоба, которой не позволяло пробиться на поверхность торжество победителя. Ему хотелось, чтобы Комбат начал умолять его отпустить, клялся бы, что в прошлом не мог поступить по-другому и если бы ему вновь позволили решать судьбу Грязнова, то поступил бы иначе.

Ему мало было заполучить в свои руки пленника, лишенного возможности сопротивляться, ему требовалось еще и унизить его.

Комбат чуть приподнял голову и увидел, что к столу его приковывают толстые ремни, которые не так-то легко будет порвать. Но попытаться стоило. Он изготовился и рванулся. Заскрипела кожа, металл, но от этого резкого движения ремни лишь сильнее впились в тело.

– Бесполезно, – покачал головой Грязнов, – но это ненадолго, скоро тебя отвяжут.

«Вот тогда и посмотрим, кто кого», – подумал Комбат, решив, что не стоит пока демонстрировать силу, лучше прикинуться изможденным и потерявшим волю к сопротивлению.

Дверь открылась, и в палату вошел странный субъект.

Белый мятый халат с коротковатыми рукавами, из-под которых торчали поросшие густыми бесцветными волосами руки с короткими узловатыми пальцами. Над воротником-стойкой возвышалась яйцеобразная, абсолютно лысая голова, из-за которой санитара и прозвали Хер Головой.

Длинные белесые ресницы окаймляли серые, лишенные всякого выражения глаза навыкате.

Хер Голова вошел и остановился. Ни о чем не спрашивал, в его душе никаких чувств не вызвал вид привязанного к столу сильного мужчины. И если бы Грязнов не обратился бы к нему, он мог бы простоять в пороге неподвижно и час, и два.

– Как живешь, Хер Голова?

– Не жалуюсь, – бесцветным голосом ответил опустившийся санитар.

– А мне говорили, ты совсем плох стал, а посмотреть, так красавец, да и только.

Безобразная улыбка появилась на лице Хер Головы, обнажив неестественно белые зубы.

– Не жалуюсь, – проскрипел он.

– Клиент у нас новый появился, приятель мой старый, обслужить его надо по полной программе.

Санитар потряс головой, так и не поняв, что от него требуется – то ли избить, то ли сделать перевязку.

– Ты сам на иглу сел или тебя кто-то подсадил? – в лоб спросил Грязнов.

Хер Голова помрачнел, но, поняв, что спрашивают не для того, чтобы читать нотации, вновь улыбнулся.

– Конечно же подсадили.

– Жалеешь?

– Нет.

– И моего приятеля на иглу подсадить следует. Знаешь, как случается в компании: хочешь попробовать наркоты бесплатно, скажи, что ни разу не пробовал, сразу же найдутся доброхоты.

Грязнов подошел к столу и склонился над Комбатом.

– Ты думал, я тебя бить стану, убивать? Нет, все куда проще, безболезненно, а главное, с кайфом. Введут в тебя одну дозу наркотика, потом вторую, третью… А четвертую ты уже сам будешь у меня на коленях вымаливать. А я же, Комбат, ничего в этой жизни не прощаю, всем долги раздаю – и хорошие, и плохие. Только вот ты как-то не попадался у меня на дороге, но судьба знает, кого свести вместе. Вот и свела меня с тобой, грех было бы не воспользоваться. Если бы ты, Комбат, человеком был, я бы тебе на выбор предложил – от чего загнуться, но, поскольку ты упрямый, для тебя одна дорога – героин внутривенно. К нему с первого раза привыкают, как к молоку матери. Подтверди, Хер Голова.

– Точно.

– Пройдешь у меня курс лечения, и больше тебе ничего в жизни не надо будет, и мысли твои станут об одном: где бы новую дозу раздобыть. Вещи продашь, квартиру, воровать пойдешь, опустишься, бомжом сделаешься и сдохнешь где-нибудь в канаве. Правильно я говорю? – Грязнов повернулся к Хер-Голове.