Андрей Воронин - Закон против тебя

– А мы ему сами рога обломаем, – добавил Большой.

– Черемису нужны люди, – напомнил Манохин.

– О! – обрадовался Большой. – В натуре!

– Не выйдет, – сказал Маленький. – Он же, падло, работать не станет. Заестся и не станет. Так и так мочить придется.

– Вкатите ему двойную дозу, – сказал Манохин.

– Сдохнет, – с сомнением произнес Большой.

– Ну и что? Вы же все равно собрались его мочить.

А если не сдохнет, то память ему отшибет надолго. Забудет, как его звали, не то что про свою сестру.

– Клево, – сказал Маленький. – В натуре, клево.

У тебя, Андреич, не голова, а Государственная дума.

– Это, по твоему, комплимент? – спросил Манохин, останавливая машину у сквера с высохшим фонтаном. – Давайте действуйте. Подумайте, где он станет вас искать в первую очередь, дождитесь его и берите без лишнего шума. Да смотрите, чтобы он вам самим рога не обломал. Чудак говорит, что он вроде бы в десантуре служил.

– Дерьмо, – открывая дверцу, скривился Большой. – Видали мы эту марийскую десантуру. Во всех видах видали!

– Ну-ну, – сказал Манохин. Он проводил удаляющуюся парочку долгим задумчивым взглядом, всухую сплюнул под ноги и негромко пробормотал:

– Уроды.

«Уроды» пересекли сквер, где в тени изнывающих от зноя берез и лип с воплями носились вокруг цементной чаши фонтана чумазые ребятишки, неторопливо перешли улицу на красный свет и втиснулись в битком набитый троллейбус, направлявшийся в сторону автовокзала.

Бесцеремонно орудуя плечами и локтями, они пробились в середину и остановились под открытым потолочным люком, подставив разгоряченные потные физиономии под бьющую оттуда тугую струю воздуха.

– Как думаешь, Леха, – спросил Маленький, которому очень не понравилось оброненное Манохиным слово «десантура», – справимся?

– Не дрейфь, Леха, – откликнулся из-под потолка Большой. – Это они в кино крутые каратэки, а на самом деле из того же теста слеплены, что и все остальные. Дадим разок промеж глаз, и все будет тип-топ.

– Хулиганы, – проворчала какая-то расфуфыренная старуха в соломенной шляпе с искусственными цветами.

– Усохни, мамаша, – сказал ей Большой. – Не надо нервничать, а то до своей остановки не доедешь, рассыплешься.

– Хамы, – возмутилась старуха, но вокруг все молчали, глядя в разные стороны, и она тоже замолчала, сердито поджав бескровные морщинистые губы.

Добравшись до места, они неторопливо прогулялись по небольшому рынку, который стихийно возник в двух шагах от автовокзала несколько лет назад.

Здесь их знала каждая собака, поскольку, помимо всего прочего, Большой и Маленький «держали» эту торговую точку, ежедневно собирая дань с продавцов и передавая собранные деньги Манохину.

Они немного поболтали с сержантом ОМОНа, скучавшим в тенечке у пивного ларька, и перебросились парой слов с торговцами. Старая цыганка по имени Рада, вблизи похожая на бабу-ягу даже больше, чем издалека, попыталась улизнуть, нырнув за трансформаторную будку, но Большой в три огромных шага настиг ее и остановил, ухватив за конец грязной цветастой шали, наброшенной на старушечьи плечи.

– Бабки давай, старая прошмондовка, – без предисловий потребовал он.

– Ай, нехорошо, ромалы, зачем старуху обижаете? – затянула цыганка, но Маленький уже одним ловким движением выудил у нее из рукава свернутые в тугую трубочку деньги.

– Глохни, макака нерусская, – добродушно прогудел Большой. – Вали отсюда, пока последние два зуба не выдернули.

– Ай, беду на свою голову кличете, – запричитала старуха. – Не будет вам счастья, и жить вам осталось месяц и два дня…

Большой занес над головой кулак, и старуха замолчала, как выключенное радио. Подобрав свои пыльные юбки, она сплюнула на землю и торопливо заковыляла прочь.

– Вылитая ворона, – сказал Большой, и Маленький засмеялся в ответ.

Они вернулись к пивному ларьку и взяли на старухины деньги по две кружки пива. Пиво было жидкое и отдавало какой-то кислятиной, но такое холодное, что от него ломило лоб. Выпив по полкружки, они закурили и осмотрелись.

Торговля на рынке шла вяло, да и время близилось к четырем. Некоторые торговцы уже начали упаковывать нераспроданный товар. Под одним из прилавков в медленно подсыхающей луже мочи валялся пьяный, напоминавший неодушевленный ворох пыльного тряпья. С того места, где стояли Большой и Маленький, можно было разглядеть только его нечесаную русую бороду да лежавшую возле правой руки павшего в борьбе с зеленым змием пустую бутылку из-под «Русалочьих слез».