Андрей Воронин - Большая игра Слепого

– Так что вас интересует? – усаживаясь в свое кресло за большим письменным столом на гнутых львиных лапах, осведомился директор и принялся протирать стекла очков.

– Немногое.

В руках майора Митрохина появилась тонкая кожаная папка. Он подошел к столу и, положив папку перед директором, раскрыл ее.

– Вот, ознакомьтесь, Петр Петрович, здесь документы. Нас интересует одна коллекция, хранящаяся где-то у вас в запасниках.

– О, да-да, конечно же, она у нас в целости и сохранности. Правда, ей немного не повезло.

– Как не повезло? – тут же насторожился полковник Хохлов.

– Да ничего страшного, обычная участь провинциальных музеев. Ремонт не делался уже тридцать лет, две недели тому назад прорвало канализацию. Все ржавое, из стен сочится вода… В общем, я как мог давил на наше начальство, но они говорят.., вы, в общем, наверное, знаете.., в городском бюджете денег нет. Ремонт запланирован, но в следующем тысячелетии. Никак нельзя раньше.

– Нас не интересует, собственно говоря, Петр Петрович, ваш ремонт, мы хотим осмотреть коллекцию, проверить наличие.

– О, да, сейчас. Я сам лично провожу вас в хранилище.

– Окажите любезность.

Уже через пятнадцать минут полковник Хохлов, майор Митрохин, директор и еще две сотрудницы музея, а также двое сторожей направились в хранилище. Они открывали замки, включали свет, указывали московским гостям, как там двигаться, чтобы не испачкать одежду. Действительно, хранилища музея оказались переполнены: деревянная скульптура, бронзовые канделябры, медные люстры, поломанная мебель старинной работы… Все это находилось в очень неприглядном виде.

Наконец все добрались до железной двери.

– Вот там, уважаемые, у нас хранится коллекция барона.., как там его, запамятовал… Никогда оттуда ничего не брали, никогда ничего не выставляли и не показывали народу.

– Правильно делали, – заметил майор Митрохин.

– Не совсем. Коллекция действительно великолепная, надо было бы показать, да разрешения не было, а самостоятельно на такой поступок кто же отважится! Потом припишут разглашение государственной тайны… – махнул рукой словоохотливый директор смоленского музея.

– Это точно, – поддержал директора полковник Хохлов. – Ну, так где же она?

Дверь со скрипом отворилась, и все оказались в самом дальнем подвале.

– Да вон, в углу, стоят себе ящики. Как привезли, так полвека и стоят.

– А опись существует?

– Опись? – удивленно заморгал глазами директор музея. – А, конечно. Скорее всего, где-то есть. Но для этого придется покопаться в архиве, он у нас в соседнем подвале. Ведь вы же знаете, коллекцию привезли к нам на хранение лет пятьдесят тому назад, уже столько начальства сменилось, столько людей умерло, разъехалось, что найти те бумаги будет довольно сложно.

– А вы, когда в должность вступали, разве не принимали все по описи?

Директор усмехнулся:

– Принимал, но только не по описи, а саму опись, как и все мои предшественники. В этом… – он замялся, не зная, каким словом определить беспорядок в хранилищах, – год копаться пришлось бы. Только самое ценное имущество и проверял.

– А коллекцию барона?

– Ценность, она, конечно же, представляет немалую, но для выставочной экспозиции непригодна.

– Вы ее видели, или только ящики?

– Заглядывал когда-то из любопытства. Недавно запросы из Госдумы и из президентской администрации приходили насчет ценностей, вывезенных из Германии, так что я еще раз заглянул, когда давал подтверждение о наличии коллекции.

Сотрудники ФСБ поморщились оттого, что директор первой упомянул Госдуму, а не администрацию президента. Для них эти властные структуры стояли в другом порядке.

– Придется найти и бумаги, – сказал полковник Хохлов, – они нам, возможно, понадобятся.

– Надо, так надо. Валентина Васильевна, и ты, Софья, ступайте в те подвалы, где свалены бумаги, попытайтесь найти опись коллекции.., какого барона?

Фон Рунге, слышите, Софья?

– Да, да, Петр Петрович. А сами-то вы без нас выберетесь отсюда?

– Уж как-нибудь выберемся.

Сторожа принялись распаковывать ящики, извлекая на свет картины, в рамах и без рам. Майор Митрохин считал. По его сведениям картин должно было быть пятьдесят две, но почему-то их оказалось пятьдесят шесть.

– Я что-то не понял… По нашим бумагам, Владимир Адамович, – зашептал майор на ухо полковнику, – должно быть пятьдесят два экспоната, а здесь пятьдесят шесть.

– Бывает такое, я с этим коллекциями, вывезенными из Германии в конце войны, уже не раз сталкивался.