— В одиннадцать, — бормотал ювелир, поглядывая на часы, — в одиннадцать он будет у меня. Нет, Тихона выследить какой-то старший лейтенант не мог. Тогда зачем он приезжает ко мне? Какой такой разговор у старшего лейтенанта может быть ко мне? Ничего, ждать недолго, всего каких-то пятьдесят восемь минут. Через час мне станет известно, чего изволят чертовы менты, зачем им понадобился старый Соломон.
Этот час показался бесконечно долгим, даже более долгим, чем бессонная ночь. Соломон Ильич прикидывал и так, и этак, и пришел к заключению, что скорее всего менты ищут царский бриллиант. «Неужели они взяли Тихона? Нет, это невозможно. Если бы Тихона взяли, то приехали бы без предупреждения. Подогнали бы машину к подъезду, ворвались в квартиру с понятыми и провели задержание и обыск по полной программе. Шмон бы устроили — перерыли, перетрясли все, что находится в квартире. Они думают, что старый Соломон глуп и все ценности держит в доме! Нет, родные, так мы не договаривались», — и Соломон Ильич, скрутив фигу, показал ее собственному отражению в зеркале.
Вопреки хваленой муровской пунктуальности старший лейтенант опоздал ровно на тридцать четыре минуты. Он позвонил, и когда Соломон Ильич из-за двери слабым, дрожащим голосом осведомился, кто звонит, раскрыл перед дверным глазком удостоверение сотрудника МУРа. Соломон Ильич открыл дверь и сказал короткое:
— Здравствуйте.
— Здравствуйте. Простите за опоздание. — Он вошел, огляделся и тут же задал вопрос: — В квартире еще кто-нибудь есть?
— Еще кто-нибудь? — переспросил Хайтин. — Нет никого.
— Вы, значит, Соломон Ильич?
— Значит, да. А что такое, не похож?
— Почему же, похожи. Документы у вас есть?
— Зачем мне документ в моей же квартире?
— Так просто, — сказал безусый старший лейтенант.
— Ну, если так просто, то, конечно, есть, — Соломон Ильич, покопавшись в шкафу, подал свой паспорт. Старший лейтенант бегло просмотрел его.
— Можно присесть?
«Может, я тебе еще и кофе налить должен или чайком побаловать?» — подумал ювелир.
— Вы, Соломон Ильич, отбывали срок?
— Да, было дело, — дрожащим голосом ответил ювелир. — Но это было очень давно. Вас, молодой человек, тогда, наверное, еще и на свете не было, когда Соломон Ильич сидел.
— Это не имеет значения, был я или меня не было.
— Ну, в общем, да, молодой человек, возраст — дело наживное. Молодой человек всегда может стать старым, а вот старый человек, к великому сожалению, уже никогда не станет молодым.
— У меня мало времени, — произнес старший лейтенант торопливо и посмотрел на дешевенькие часы на правом запястье. «Левша, наверное», — подумал ювелир.
— Если к вам, Соломон Ильич, кто-нибудь придет и предложит большой бриллиант...
— Что значит — большой? И почему придет ко мне? — перебил старшего лейтенанта Соломон Ильич.
— Но вы же ювелир.
— Да, когда-то был ювелиром. А сейчас какой из меня, молодой человек, ювелир? У старого Соломона дрожат руки, вот, смотрите, видите? — Соломон Ильич протянул свою левую руку к лицу старшего лейтенанта, и тот посмотрел на подрагивающие пальцы. — Разве можно с такими руками быть ювелиром? У ювелира, как у хирурга, у сапера или минера, руки дрожать не должны. Ошибка — и все. Одно неточное движение — и камень будет безнадежно испорчен, пойдет в скол и может образоваться трещина. И тогда камень... Ну, да что я вам рассказываю, вам, молодой человек, это не интересно?
— Почему же, почему же, говорите, я слушаю. Только времени у меня мало.
— Тогда говорите вы, а Соломон Ильич будет слушать вас.
— Так вот, Соломон Ильич, если к вам вдруг случайно кто-нибудь придет и предложит большой бриллиант...
— Прошу прощения, молодой человек, большой в вашем понимании это какой? Как горошина, вишня, слива, яблоко? Или, может, как арбуз?
— Вы шутите, да? — спросил старший лейтенант.
— Конечно, Соломон шутит. И знаете почему?
— Нет.
— А потому, молодой человек, что уже никто ни с большими, как дыня, ни с маленькими, как рисовое зернышко, бриллиантами ко мне не ходит. Мне не показывают камни, потому как Соломон совсем плохо видит. Я даже прочесть счет за квартиру могу, только вооружившись увеличительным стеклом.
— Погодите, Соломон Ильич, послушайте... если к вам придет кто-нибудь...
— А кто ко мне может прийти?
— Я не знаю, — старший лейтенант начал нервничать. Хайтин явно прикидывался дураком, и это лейтенанта злило.
— Вы не сердитесь на меня. Я сейчас поставлю чай, и мы с вами станем его пить и долго разговаривать. Знаете, ко мне никто не ходит, моя жена приказала долго жить, а мои братья, будь они неладны, уехали из России еще в восемьдесят восьмом году. Так что Соломон остался один, и никто к Соломону не ходит.
Читать дальше