Андрей Воронин - Бриллиант для Слепого

У входа в зал с автоматическими камерами хранения он увидел милиционера, резко свернул в сторону и смешался с толпой. Несколько минут двигался в толпе, пока не увидел надпись «Камера хранения».

«Замечательно! — он сбежал вниз по ступенькам. — Я на Белорусском вокзале. Отсюда мой прадед уезжал на фронт под Могилев, где его заставили отречься от престола. Да, да, так оно и было, на специальном царском поезде. Все правильно, все символично, все сходится. Камень я должен спрятать именно здесь, на этом вокзале. Под землей».

Внизу, в самой камере хранения, Князев увидел огромную очередь коробейников, тянущуюся к двум окошкам.

«Господи, сколько же здесь придется стоять! Что ж, если так все сошлось, значит, буду стоять, сколько понадобится».

Он пристроился за толстой женщиной в сером плаще. От женщины нестерпимо пахло потом и сладкими духами, настолько приторными, что Николай Николаевич вынужден был вынуть носовой платок и приложить его к носу. Через пару минут к женщине подошла то ли ее сестра, то ли дочка, такая же вонючая. В руках у женщины была клетчатая сумка такого размера, что в эту сумку вполне можно было бы спрятать десятилетнего ребенка. Женщины начали оживленно шептаться.

— Не украдут? — говорила та, что моложе.

— Нет, я все здесь оставляю каждую неделю, уже три года, и никогда ничего не пропадало.

Очередь двигалась на удивление быстро, и вскоре Николай Николаевич оказался прижатым к решетке. Он мог рассмотреть двух кладовщиков, один из них принимал вещи, выписывал квитанции, другой ставил вещи на стеллажи. Вот и две толстушки сдали свое барахло на хранение и получили три квитанции.

Кладовщик не понравился Князеву с первого взгляда: лысый, с выпученными глазами, без переднего зуба. Его синий халат был заношен, одной пуговицы не хватало, а вторая болталась на тонкой ниточке. На левой поле халата болтался самодельный бэджик, привязанный к карману кусочком шпагата. Из того же кармана торчала металлическая расческа.

«Зачем она ему? — подумал Николай Князев. — Ведь он же абсолютно лысый, что ему расчесывать?»

Когда Князев поставил свой портфель и пододвинул его к цепким рукам приемщика, сердце его странно дрогнуло, а глаза закатились.

— Вам что, мужчина, плохо?

— Да.

— У нас тут душно, — понимающе произнес приемщик и выписал квитанцию. Он взял портфель за ручку и, подвигая его к себе, произнес: — Вот ваша квитанция.

Князев проследил, как моложавый помощник взял его кладь, и она исчезла на втором ярусе дальней полки.

— Трое суток с этого часа, — сказал приемщик, странно заморгав. Ресницы его были белесые. — Фу, никакой вентиляции — Следующий, — сразу потеряв интерес к Николаю Князеву, обратился приемщик к молодому парню, судя по всему, студенту-первокурснику. Тот сдавал на хранение чемодан и большой рюкзак.

Из камеры хранения Князев выбирался медленно, словно всходил по ступенькам на Голгофу, неся на плечах тяжеленный крест. На улице вдохнул свежего воздуха, взглянул на голубое небо, подернутое легкой дымкой облаков, и ему полегчало. Но счастье было недолгим: он увидел двух милиционеров в пятнистой камуфляжной форме, решительно идущих к камере хранения. Резко отскочив в сторону, он спрятался в толпе, подвижной, как разлитая ртуть.

«Надо уходить отсюда, — сам себе сказал Князев, складывая квитанцию и пряча ее между стодолларовыми банкнотами. Милиционеры задержались у входа. — Они ищут меня! Значит, все, теперь меня будут искать. Но ведь они искали меня и до этого, но не нашли, — с облегчением подумал Николай Николаевич. — Почему я от них должен бежать? Разве я сделал что-нибудь плохое? Я забрал то, что принадлежит мне по праву. Бриллиант принадлежал моим предкам, и, если я их потомок, значит, по всем законам, по совести и по правде он принадлежит теперь мне».

Додумать до конца эту спасительную мысль Князев не успел. Опять липкий страх навалился на него, прижимая к земле, делая ноги непослушными, ватными. Князев ушел с привокзальной площади. Он заглянул в «Пельменную» на Малой Грузинской, попросил большой стакан минералки, жадно ее выпил, вытер вспотевшее лицо. Ему было скверно. Кружилась голова, во рту пересохло, руки дрожали так, словно он неделю ежедневно и еженощно пил водку. «Так, теперь отсюда!»

Глеб Сиверов мог позволить себе немного расслабиться, редко выдавались такие мгновения. В подмосковном доме отдыха народу было совсем немного — по большей части старики, любители пеших прогулок. Сиверов приехал сюда на пару дней на своей машине. Хорошая еда, баня, сосновый лес, отдельный двухуровневый номер с камином... Нервы восстанавливались в считанные часы. На второй день Сиверов обнаружил, что в доме отдыха есть бильярдная комната, старый бильярдный стол на токарных ножках и всего один пригодный для игры кий. Часть шаров пришлось забраковать — с выбоинами. Глеб неспешно расставлял шары на зеленом сукне, создавая самые сложные для игрока комбинации. Умение играть, а раньше Глеб был заядлым бильярдистом, восстановилось очень быстро, и самые «мертвые» шары послушно залетали в лузы. Тогда Слепой решил усложнить ситуацию. «Буду играть левой рукой. Стреляю же я левой!»