Андрей Воронин - Бриллиант для Слепого

Если бы ее губы не были накрашены помадой в цвет Кремлевской стены, то наверняка Николай Князев увидел бы, какими бледными они стали, почти бескровными. Губы задрожали и растянулись в угодливой улыбке.

— Николай Николаевич, звонили директору из администрации. В десять тридцать к нам придет делегация, мы должны ее встретить и проводить, показать нашу коллекцию.

— Да, я понял, но я-то здесь при чем?

— Сейчас нет экскурсовода. Клавдия Петровна в отпуске, Сергей Николаевич в архиве, а Екатерина Смехова, молоденькая, у нее заболел ребенок. Они, ко всему прочему, приедут без переводчика. Что делать? Князев благодушно улыбнулся:

— Это не проблема, уважаемая вы моя.

— Надо что-то делать, Николай Николаевич.

— Проведите экскурсию вы.

— Но я плохо говорю по-английски, у меня нет практики. К тому же, я не экскурсовод, а искусствовед.

— Да-с, проблема, — Николай Николаевич вытащил из кармана часы на цепочке, щелкнул крышечкой, часы сыграли первые аккорды гимна «Боже, царя храни» и исчезли в кармане Князева. — Это будет через шесть минут.

— Через пять.

— Нет, через шесть, — уточнил Князев. — Пойдемте, встретим их. Откуда, говорите, делегация?

— Из Франции, из ЮНЕСКО.

— Из Франции. Интересно... Что ж, я им все покажу.

— А кто расскажет?

— Я расскажу и покажу, — бесстрастно бросил Князев и чуть-чуть наморщил лоб. Он сделал жест рукой, изящный и великодушный, указывая немолодой женщине, что она должна идти впереди. Они спустились по мраморной лестнице к входу и увидели, как площадь пересекают люди — шесть мужчин и три женщины. Все мужчины в строгих костюмах, женщины в белых блузках и аккуратных юбках до середины колена — чиновники высшего эшелона. Николай Николаевич открыл дверь, пропустил Екатерину Андреевну и замер на крыльце, ожидая, когда делегация ЮНЕСКО приблизится.

Мужчины и женщины подошли к крыльцу, посмотрели на бронзовую вывеску. Екатерина Андреевна немного испуганно взглянула на Князева. Тот снисходительно улыбнулся. Его лицо, взгляд голубых глаз оставались такими же непроницаемыми, как и прежде, но на губах под усами промелькнула улыбка, может, снисходительная, может, немного высокомерная, но вполне доброжелательная. Он обратился на чистейшем французском языке сразу ко всем. Его голос звучал негромко, но настолько отчетливо, что Екатерина Андреевна даже опешила. Она бывала во Франции не один раз и поняла, что Князев говорит по-французски свободно, легко, без всякого напряжения.

— Если господа желают, я могу говорить по-английски или по-немецки.

— У вас чудесный французский. Но если вам не трудно, коротко поясняйте для меня по-английски, — произнес японец в роговых очках, маленький, лысый.

— А как желают дамы? — осведомился Николай Николаевич Князев.

В ответ он услышал, что женщинам будет проще, если Николай Николаевич продолжит говорить по-французски. Он представился, не называя своей должности, и пригласил войти.

Сникшая, испуганная, обескураженная Екатерина Андреевна смотрела на заместителя начальника отдела кадров, как на божество. Ей и в голову не могло прийти, что Николай Николаевич Князев в совершенстве владеет французским, английским и немецким. Стоило гостям переступить порог музея, как тотчас зазвучал голос Князева. Он начал с того, что рассказал, в каком году, кем и при каких обстоятельствах было построено здание. Называя имена архитекторов, он тут же сообщал, кто их пригласил для строительства. Он говорил сразу обо всем, упоминая другие здания в ансамбле Московского Кремля, рассказывая о коллекциях, о царях, министрах, боярах, причем все даты были точными, в этом Екатерина Андреевна была уверена, она хорошо знала историю. Князев потрясающе вел экскурсию.

Иногда кто-нибудь из присутствующих задавал Николаю Николаевичу вопрос, он, подумав несколько секунд, тут же исчерпывающе отвечал.

«Господи, боже мой, это какое-то наваждение! — думала Екатерина Андреевна, отойдя в сторонку. — Таких чудес я в своей жизни не видела никогда. Обыкновенный человек, я всегда его считала самым заурядным отставником, а тут такое... Какие глубокие познания!»

Николай Николаевич Князев спокойно вел экскурсию, переходя от экспоната к экспонату, из одного зала в другой. Он словно загипнотизировал девять человек, приехавших познакомиться с Москвой. Они смотрели на него очарованно, а он легко переходил с языка на язык. Его речь пестрила старомодными словечками французского лексикона, английского, немецкого. Он употреблял те слова, которые употребляли Гюго и Верлен, Шекспир, Блейк, Уайльд, Гете, Шиллер. Его речь изобиловала изящными словесными оборотами прошлого века. Естественно, иностранцы не могли этого не почувствовать и не оценить.