Андрей Воронин - Двойной удар Слепого

– Да, стараются… Себя не жалеют и других…

Атонина Адреевна за сорок пять лет супружеской жизни насмотрелась всего и давным-давно привыкла к тому, что мужа могут поднять среди ночи, вызвать на службу или вообще он может исчезнуть на несколько дней.

– На работу мне не звони, я буду очень занят.

– Долго?

– Сколько потребуется.

– Ясно, ясно, Федя. Может, чаю поставить или кофе? Попьешь перед уходом.

– Да какой к черту чай!

– А кофе? Сон прогонишь.

– Мне сон лучше любого кофе прогнали.

– Как хочешь.

Генерал опять тряхнул головой и по-военному быстро начал одеваться. Через пять минут он был полностью собран, правда бриться не стал. Жена напомнила:

– Федя, побриться забыл.

– На работе побреюсь.

– Тогда возьми бритву, а то потом снова скажешь, что я не досмотрела.

У генерала была привычка: он брился каждое утро, чем бы не был занят. Процесс бритья приводил его нервную систему в определенное равновесие. И вообще привычки, как считал генерал Потапчук, человеку просто необходимы. Именно они держат его в норме, не дают сгибаться в самых кризисных ситуациях.

А сейчас ситуация сложилась именно такая. И единственное, чему можно было порадоваться, так это тому, что Олег Мерцалов засветился. Теперь со всей определенностью ясно, что он находится в Москве и именно его наняли для исполнения убийства, последствия которого будут катастрофичными.

На пороге кабинета генерал столкнулся с Атониной Адреевной. Она несла чашку горячего чая, в котором плавал ломтик лимона. На блюдечке лежала серебряная ложечка с витой ручкой. Потапчук нахмурился.

– Я же сказал…

– На вот, выпей, Федя, может, голова болеть перестанет.

– А с чего ты взяла, что у меня болит голова?

– По тебе видно. Уж кому, как не мне, понять, что у тебя…

– Не надо, не надо. Когда ты говоришь, что у меня болит голова, то она и начинает болеть. Ты всегда пытаешься мне внушить то, что тебе кажется.

– Ты мне твердишь эту фразу, Федя, уже сорок лет.

Твердишь, когда виноват.

– А ты, дорогая, сорок лет продолжаешь внушать.

Нас с тобой уже не переделать.

– Ну что ж, отнесу чай на кухню.

Но тем не менее Федор Филиппович взял чашку, размешал немного сахара – жена заботилась о муже, берегла его здоровье, запрещая ему есть много сладкого – и сделал большой глоток. Ему действительно стало лучше, и он с облегчением вздохнул.

– Оттянуло.

– Ну, вот видишь!

– Иди спать, – сказал генерал, ставя чашку на письменный стол. Выходя из кабинета, обнял Атонину Адреевну за плечи. – Иди, иди. И не волнуйся.

– Ты позвони, ладно?

– Ну ты же знаешь, что я позвоню.

– Да, знаю. Но предупредить должна.

– Позвоню, если время позволит.

– Не забудь.

– Не забуду, иди спать, – генерал накинул на плечи пальто с каракулевым воротником, надел шапку и вышел из квартиры.

Машина уже стояла у подъезда. Водитель прохаживался рядом и курил.

– Ну что, Павел, тебе тоже не дали поспать? – невесело улыбнулся генерал.

– Не дали, Федор Филиппович. Только устроился, а тут звонят, командуют – «в ружье!».

– Ясно.

– Куда едем? – уточнил Павел на всякий случай, хотя, проработав с генералом лет десять, прекрасно знал, что скорее всего придется ехать в управление.

– Куда же еще – на работу.

– Вот уж, среди ночи, и на работу! Что-то случилось? – сочувственно спросил водитель.

– А ты как думаешь, Павел?

– Думаю, что-то серьезное стряслось. Иначе вас не стали бы поднимать.

– Да, это точно.

Полковник Лазарев ждал генерала в его приемной.

Федор Филиппович Потапчук поздоровался с ним за руку и пригласил пройти в кабинет.

– Кофе уже готов, – сказал помощник.

– Хорошо, неси.

– С сахаром?

– Поставь сахарницу на поднос, – не зная привычек полковника, распорядился Потапчук, Генерал разделся, повесил свое старомодное пальто на вешалку, спрятал его в шкаф. Снял шапку и шарф, потянулся, хрустнув суставами.

– Я, полковник, такой хороший сон видел! Снилось мне, что я лейтенант, на мне новенькая форма. Иду я себе по улице, а мундир парадный, ботинки сверкают, ремни поскрипывают. Радуюсь, весна на дворе, яркое солнце, синее небо…

– Да-да, хороший сон. Я слушаю.

– Слушаешь и улыбаешься. Небо синее-синее, как только на кодаковской пленке бывает…

Полковник Лазарев, слушая генерала, думал: «Видать, наш генерал совсем уже сдал, крепчает его маразм. Тут такие дела, а он про новенький мундир и про начищенные сапоги рассказывает!»