Андрей Воронин - Филин

– Так вы, значит, герой, полковник Кречетов.

– Если можно, товарищ генерал, обращайтесь ко мне на «ты», – по-военному чеканя слова, отозвался Серебров.

– И ты, полковник, называй меня просто.

– Как?

– Или «товарищ генерал», или «ты».

– Очень приятно.

Коньяк, хоть его и было выпито совсем немного, язык развязал. Уже в лифте генерал все-таки нарушил общепринятое табу:

– Чем занимаешься, полковник?

– По-всякому. Люди называют это бизнесом, товарищ генерал, а мне это слово поперек горла.

– Есть же русское – предприниматель?

– Тоже гнильцой отдает. По-старому это купцом называлось бы. Рыбу красную на Дальнем Востоке закупаем, коптим, продаем в магазины оптом. Немного получается, но зато ребята при деле, афганцы бывшие, офицеры отставные.

– Фирму свою имеешь?

– Нет, я всего лишь четвертый или пятый человек в системе.

Герман напряженно ожидал возвращения Сереброва и генерала. Сергей незаметно подмигнул ему, мол, все прошло в лучшем виде, особых ляпов в оформлении квартиры не обнаружено.

– Что ж ты мне не сказал насчет газеты?

– Не понял, – растерялся Богатырев.

– Ребята принесли, а ты мне ничего не сказал.

– Думал, сами увидите, товарищ полковник.

– Получилось так, будто я специально генералу газету под нос положил. Следующий раз смотри у меня!

– Скромный ты, полковник.

Проехали пару кварталов, и Серебров властно скомандовал:

– Стой! – «Волга», вильнув, замерла у тротуара.

Богатырев включил аварийную сигнализацию.

– Открой капот, сделай вид, что копаешься, я мигом.

– Есть! – отрапортовал Герман, сам удивляясь, как у него получается изображать из себя военного, ведь человеком он был абсолютно гражданским.

– Полковник, не беспокойся, и выпивка, и закуска у меня есть, – крикнул генерал.

Но Серебров уже шагал к маленькому базарчику.

Он остановился у торговки цветами.

– Купите цветы любимой, – проворковала девушка, на время отрываясь от заразного занятия – щелкания черных семечек.

Сергей придирчиво осмотрел выставленные на продажу цветы.

– Почем розочки? – поинтересовался он, указывая на огромные розы на длиннющих стеблях. Головки у них были чуть поменьше мужского кулака.

– По сорок пять штучка.

– Одиннадцать.

– Упаковать?

– Во что-нибудь позабористее, с ленточками и золотом.

Торговка постаралась на славу, более кичевой упаковки Сереброву видеть еще не приходилось. Темно-бордовые розы были закручены сперва в ядовито-зеленую креповую бумагу, сверху букет облегал шелестящий целлофан в золотые узоры. Серебров успел насчитать пять бантиков из золотистой ленты. Креповая бумага и цветом и фактурой напоминала ему женское белье, выглядывающее из-под юбки.

– Держи, сдачу оставь себе, – Серебров положил деньги на пластиковый столик и, прижимая букет к груди, вернулся к машине.

– Ты еще куда-нибудь едешь? – забеспокоился генерал.

– Супруге вашей хочу преподнести.

Кабанов расхохотался:

– Моя дура цветов не любит. На день рождения ей букет купил, она и говорит: «Ты бы лучше дочери деньги на косметику дал».

– Все женщины цветы любят, товарищ генерал, только некоторые вида не подают.

– Этому бизнес тебя научил?

– Он самый.

Генерал с Серебровым болтали. Богатырев особо их не слушал, думал о своем. И тут холодная волна страха накатила на него. До дома генерала оставалось два квартала, а он, Богатырев, еще не поинтересовался, куда ехать. Конечно, дорогу он знал и без Кабанова, но тот и словом не обмолвился, где живет. Спрашивать же было поздно.

Вместо того чтобы свернуть, как следовало, налево, Богатырев повернул направо. Генерал, занятый беседой, и ухом не повел. Серебров уже сообразил, в чем дело.

– Постой у подворотни, – бросил он Герману, – сбегаю отдам бумаги, тогда к генералу и поедем.

Богатырев дышал часто, понимая, что сморозил глупость. Сереброву пришлось сбегать в подворотню, постоять минуты три, глядя на осыпающуюся штукатурку стен ремонтируемого дома, и вернуться.

– Теперь ты командуй, товарищ генерал, мои дела кончились.

– Я рядом живу, поехали.

На этот раз добрались без приключений.

– Шофера с собой пригласи, – шепнул генерал, когда они с Серебровым уже стояли на крыльце подъезда.

– Он не будет в обиде. Хороший шофер всегда в машине ждет.

– Ты дело строго поставил, как в армии, – усмехнулся Кабанов. – Нравишься ты мне, полковник Кречетов, душой чую, хороший ты человек.