Андрей Воронин - Формула смерти

Комов нащупал нож, старинный, серебряный, с тяжелым черенком. Он сжал его в левой руке. В это время пальцы Викентия Федоровича Смехова уже подобрались к горлу Комова. Он вцепился в него изо всех сил – так альпинисты цепляются за веревку, раскачиваясь над ущельем.

– Все.., тебе все… – шипел Смехов, сильнее и сильнее сжимая пальцы. Комов хрипел, дергался.

Наконец он смог занести левую руку для удара и наотмашь лезвием полоснул Смехова по лицу. Лезвие ножа скрежетнуло по кости переносицы. Хватка Смехова ослабела, но лишь на какое-то мгновение. Комову этих секунд хватило, чтобы еще раз отвести руку в сторону.

Левой рукой из очень неудобного положения Сергей Комов нанес удар. На этот раз он попал в правый глаз Смехова. Тот истошно завопил, продолжая сжимать противнику горло. По рукам Викентия Смехова, а потом и по всему его телу прошла волна судороги, пальцы на мгновение разжались. Комов умудрился еще дважды вонзить серебряный столовый нож в глаз Викентию Павловичу Смехову.

Из рассеченного первым ударом лица, из выбитого глаза на лицо Комову полилась кровь. Он сбросил с себя Смехова, навалился на него и принялся беспорядочно бить поверженного мужчину в голову ножом, сжимая рукоять двумя руками.

Нож с тупым лезвием скользил по кости, разрывал кожу, удары приходились то в глаз, то в губы, в висок, в лоб. Лезвие погнулось, но Комов не останавливался, он бил и бил свою жертву, кромсая и коверкая уже и без того изувеченное лицо Смехова.

На какое-то время Смехов потерял сознание от болевого шока, а когда пришел в себя, то завизжал и попытался сбросить Комова. Но сделать этого не смог, силы были на исходе. Последние удары полковник ФСБ Комов нанес в горло, разрубив столовым ножом артерию. Кровь, густая и темная, хлынула из рассеченного тела, заливая паркет.

Комов поднялся, тяжело дыша, его лицо перекосило от ужаса. Он смотрел на поверженную жертву, на разорванный шелковый халат, на босые ноги с ухоженными ногтями. Ноги мелко дрожали. Так дрожит, умирая, крупная рыба. Комов переступил через тело Смехова, открыл в кухонном смесителе холодную воду и, припав к крану, принялся жадно пить.

Закрутив кран, Сергей Комов прижался к стене. Он весь дрожал, ему никогда прежде в жизни не приходилось убивать человека. И первое убийство оказалось на редкость жестоким и кровавым. Он смотрел на распростертое в луже крови тело, на осколки посуды, усыпавшие пол, и дикая, сумасшедшая улыбка кривила его губы, глаза горели безумным огнем.

– Ты должен собраться, – сказал полковник сам себе. – Ну же, быстрее, думай! – бормотал Комов, не сходя с места.

Он прикрыл глаза и принялся вспоминать номера служебных телефонов. Цифры путались.

– Нет, не так, – говорил он вслух и продолжал произносить номера друг за другом – так, как они были расположены в служебном телефонном справочнике.

Через полчаса Комов более или менее смог успокоиться. Он сумел вспомнить все телефонные номера отдела, которыми пользовался ежедневно, а вот номер телефона распростертого на полу Смехова он вспомнить не мог, словно бы вспышка света выжгла его из памяти, выжгла навсегда, оставив лишь черную дымящуюся дыру.

– Допрыгался, старый развратник! – поднимая с пола так и не потребовавшийся ему пистолет с коротким черным глушителем, пробурчал Сергей Борисович. Он держал пистолет в правой руке, и ему нестерпимо хотелось разрядить всю обойму в тело Смехова.

Но Комов удержался.

«Он и так мертв, к чему тратить патроны?»

Но нервное напряжение требовало выхода. Он должен был что-то сделать, что-то предпринять, лишь бы разрядиться, сбросить невероятное напряжение. Он пошел в спальню, пошатываясь, тяжело переставляя ватные ноги. Руки уже не дрожали, лишь глаза продолжали гореть безумием. В зеркале гардероба он увидел свое отражение и вздрогнул, не узнав себя. Ему показалось, в спальне он не один, а перед ним стоит чужой человек, стоит с опущенным к полу стволом оружия, и сейчас рука поднимется.., прозвучит выстрел, которого он уже не услышит.

Комов, не раздумывая, вскинул правую руку, нажал на спусковой крючок, целясь в собственное отражение. Он даже зажмурил глаза, но вместо выстрелов пистолет только дернулся в руке.

«Господи, я схожу с ума, – подумал полковник ФСБ, опуская оружие. – Во-первых, я не снял пистолет с предохранителя, а во-вторых, это мое собственное отражение».

Он приблизился к зеркалу почти вплотную. Несколько десятков сантиметров отделяли его от собственного отражения. Он смотрел на себя так, как посетитель музея смотрит на редкий экспонат, о котором много слышал, но никогда раньше не видел. Комов наклонял голову то к правому плечу, то к левому, изучая свое лицо. Затем пальцем левой руки прикоснулся ко лбу, перепачканному кровью, к щекам.