Андрей Воронин - Группа крови

– Ежики, – внезапно сказал Коровин.

– Чего?

– Деревня Ежики. Это сразу за Коломной… Дом двадцать пять. Его видно издалека, над ним еще такая, знаете, вышка… Михаил Ульянович Шубин. Я не видел его уже больше недели. Сейчас, когда вы сказали, мне странно, что он не позвонил, не справился, как прошло.., ну, это дело.

– Подождите волноваться, – с хрустом потягиваясь, сказал ему Абзац. – Может быть, он нарочно не звонит. Для конспирации. Пошли, Паук.

Он двинулся к дверям, но хозяин неожиданно остановил его, поймав за рукав куртки. Абзац, чьи нервы были взвинчены до предела, обернулся так резко, что Коровин невольно отпрянул.

– Простите, – пробормотал он. – Я хотел извиниться, что так неловко вышло с деньгами. И.., спасибо вам за Моряка.

– Идите к черту! – послал его Абзац и вышел из квартиры.

Таксист потребовал ни много ни мало сто пятьдесят долларов, сославшись на то, что ему еще предстоит посреди ночи гнать машину порожняком из самой Коломны. Вид у него при этом был угрюмый и крайне неприветливый. Глядя Абзацу прямо в лицо, он вызвал по рации диспетчера и сообщил, что у него рейс на Коломну с одним пассажиром.

«Удачи», – с сомнением произнес в динамике женский голос.

Абзац вздохнул: таксиста можно было понять.

Кто знает, что может взбрести в голову плечистому пассажиру, которому вдруг приспичило посреди ночи ехать к черту на рога, в Коломну, и даже не в Коломну, а в какую-то деревню за Коломной…

– Возьми двести, командир, – сказал Абзац, отдавая таксисту обе фальшивые бумажки. – Только давай побыстрее. И не бойся, я не маньяк и не коллекционирую желтые «волги» с шашечками.

Таксист включил потолочный плафон, придирчиво осмотрел обе бумажки, удовлетворенно кивнул и спрятал купюры в бумажник.

Абзац сам не знал, почему отклонил предложенную Пауком помощь. Возможно, его отказ был вызван профессиональной осторожностью: принять помощь Паука значило довериться ему целиком и полностью. Идти на опасное дело с человеком, которому не до конца доверяешь, равносильно самоубийству: пытаясь уследить и за противником, и за своим партнером, очень легко потерять из виду обоих.

Но Абзацу почему-то казалось, что дело не в этом.

Возможно, Паук был слишком молод для участия в таких поездках.

"А, черт, – с досадой подумал Абзац. – Сколько можно в этом копаться? Я привык работать в одиночку, мне так легче, удобнее и проще, так какого черта надо разводить вокруг этого философию?

И потом, кто сказал, что меня там ждет работа? Сейчас я приеду в эти Ежики – ну что за название, честное слово! – постучусь в ворота, и мне навстречу выйдет заспанный тип в семейных трусах и в валенках на босу ногу, который скажет, что слыхом не слыхал ни о каких долларах. Или вообще заявит, что пять тысяч были отложены у него на черный день, а получил он их от неизвестного лица кавказской национальности за какой-нибудь самодельный трактор или комбайн с вертикальным взлетом. Останется только выпить с ним водки, заночевать в сенях, укрывшись вонючим тулупом, а утром с похмелья думать, как жить дальше…"

– Курить здесь можно? – спросил он у водителя.

– А ты неграмотный? – неприветливо ответил тот, имея в виду стандартную табличку с надписью:

«Не курить!», привинченную шурупами к крышке бардачка.

– Грамотный, – сказал Абзац, – но недоверчивый. В газетах тоже много чего пишут. Я уж не говорю о том, что пишут на заборах…

Водитель фыркнул и выдвинул пепельницу. Абзац предложил ему сигарету, и оба с удовольствием задымили, достигнув относительного взаимопонимания.

– Зачем тебе в эти Ежики? – спросил водитель. – Или это секрет?

– Да какой там секрет, – пожал плечами Абзац. – Съезжу, пристрелю пару человек, и домой.

Водитель дипломатично засмеялся, желая показать, что по достоинству оценил мрачноватый юмор пассажира. Абзац усмехнулся: он и сам не знал, какая доля правды содержалась в его шутке. Револьвер Паука оттягивал карман. Паук сам настоял на том, чтобы Абзац взял с собой оружие. «А он у тебя не фальшивый?» – спросил у него Шкабров, запихивая револьвер в карман куртки. «Игрушечный, – пошутил Паук. – Стреляет горохом и жеваной бумагой…»

Когда машина свернула на Новорязанское шоссе, снегопад, казалось, усилился, превратившись в настоящую метель. Мокрый снег лип к ветровому стеклу, «дворники» с надоедливым скрипом мотались взад-вперед, разгребая его в стороны, в свете фар мельтешили крупные тяжелые хлопья. Абзац и водитель перебросились парой фраз по поводу собачьей погоды и замолчали: разговор не клеился.