Андрей Воронин - Группа крови

– В общем, запомни на будущее, – продолжал Барабан, глядя на Мышляева, – в наше время реальные дела без солидной крыши не делаются. Иначе это не дело, а художественная самодеятельность.

Спецов ты подобрал классных, а сам – лох лохом, глядеть стыдно.

Заболотный в углу опять издал громкий утробный звук и согнулся в три погибели, с плеском извергая из себя вонючую жижу. Проходивший мимо бандит брезгливо поморщился и толкнул его в спину подошвой ботинка. Химик повалился в лужу собственной рвоты и затих. Кто-то несильно пнул Гаркуна в поясницу и довольно миролюбиво спросил: «Какого хрена расселся посреди дороги?» Гаркун молча отполз к стене, привалился к ней горбом и закрыл глаза. Новая жизнь вступала в свои права.

Буквально на следующий день Барабан привез из города каких-то наемных работяг, которые без проволочек взялись за дело. Они выгрузили из микроавтобуса сварочный аппарат, какое-то железо, инструменты и набросились на недостроенную теплицу с деловитым рвением профессионалов, услуги которых щедро оплачены вперед. Чуть позже прибыл грузовик со стеклом. Барабан спустился в бункер и показал Мышляеву какие-то украшенные разноцветными печатями бумаги.

– Фирма «Тропик», – торжественно объявил он. – Все оформлено по закону, все бумажки самые настоящие, не то что ваши баксы. Фирма будет заниматься выращиванием экзотических фруктов – типа мандаринов, ананасов и прочей такой ботвы. Ты понял, нет? Тебя назначаю директором. Будешь следить, чтобы все росло и колосилось – наверху мандарины, а тут, в подвале, «капуста». А ты, профессор хренов, – обернулся он к Заболотному, – обеспечь мне качество, понял, нет? Чтобы ни одна экспертиза твои баксы от настоящих не отличила.

– Ну, это, положим, невозможно, – поправляя на переносице треснувшие очки, робко возразил «профессор». – Микроскопическое или, скажем, спектроскопическое исследование…

– Невозможно спать на потолке – одеяло падает, – перебил его Барабан. – На хрена тебе твоя ученая степень, если ты только и умеешь, что говорить «невозможно»? Надо, понял? Народу по жизни бабок не хватает! Американцы, блин, свою капусту печатать не успевают, а ты говоришь «невозможно»!

Надо людям помочь, профессор! Народ тебя, дурака, выучил, в люди вывел, очки тебе, понимаешь, купил.

Теперь твоя очередь о народе позаботиться. А будешь горбатого лепить – перешибу пополам и скажу, что так и было. «Невозмо-о-ожно»! Да кто их будет под микроскопом разглядывать?! Ты сделай так, чтобы машинка в обменнике срабатывала как надо, а микроскопы эти твои, спектроскопы всякие – это мне по барабану.

Заболотный в ответ лишь беспомощно развел руками, давая понять, что начальству виднее, а его дело – выполнять поступающие сверху распоряжения.

Гаркуну было тяжело на него смотреть. Ему было тяжело смотреть и на Мышляева и в особенности на себя. Стыд и презрение, которые он испытывал по отношению к своим коллегам и себе самому, были даже сильнее страха – по крайней мере, до тех пор, пока Гаркун не встречался взглядом с Барабаном или кем-то из его подручных.

В течение ближайших трех дней Мышляев, Гаркун и Заболотный на собственном опыте убедились в том, что Барабану и его людям было известно давным-давно: направленный в живот автомат помогает в работе гораздо лучше самого горячего энтузиазма.

В основном это касалось, конечно же, Заболотного, который теперь, не разгибаясь, химичил в своей лаборатории. Гаркун и Мышляев тоже не сидели без дела: они трудились в поте лица, помогая Заболотному управляться с мельницей и котлом. Дело продвигалось вперед с пугающей скоростью. Все трое, не исключая даже Заболотного, отлично понимали, что действуют себе во вред, но установленный Барабаном надзор исключал малейшую возможность саботажа. Разумеется, можно было притормозить процесс, преднамеренно допустив какую-нибудь грубую ошибку, но мысль о возможных последствиях парализовывала волю и превращала мышцы в дряблый кисель. В конце концов, химиков и граверов в Москве сколько угодно, и найти людей, которые довели бы столь успешно начатое Мышляевым и его соратниками дело до победного конца, было бы совсем не сложно.

И вот этот день настал – слишком быстро, как всегда настают подобные дни. Отвечая на вопрос Мышляева о ходе дела, Гаркун держал в руке хрустящую купюру достоинством в сто долларов США. Он знал, что его пальцы сжимают одну из самых совершенных подделок за всю историю печатания бумажных денег, а может быть, и самую совершенную.