Александр Афанасьев - Воздушные головорезы

– Аллаху акбар! – отозвались моджахеды, и каждый из них поднял указательный палец, утверждая, что Аллах один и нет у него сотоварища.

– Такбир!

– Аллаху акбар!

– Такбир!

– Аллаху акбар!

Амир сделал знак, и оператор выключил камеру.

– Хорошо снято?

– Хорошо.

К ним подошел некий Абу Хафиз, русскоязычный сириец. Он учился в Волгограде в танковом, затем предал присягу, перешел на сторону Свободной сирийской армии, попал в лагерь подготовки ЦРУ США, расположенный в Иордании.

Он поклонился и сказал:

– Двенадцать кафиров отобраны, эфенди.

– Принесите их Аллаху. Только убивайте не здесь и не на камеру.

– Товарищи офицеры!

Секретарь Совета безопасности России, генерал госбезопасности – спецзвания ГБ были восстановлены год назад, на тех же условиях, как и при Сталине, – стремительно вошел в зал и дал знак, понятный каждому чиновному человеку. Мол, садитесь. Его знали как ближайшего советника и бывшего сослуживца президента России. Он успел побывать начальником Главного управления охраны, руководил Управлением активной разведки. Этот человек не понаслышке знал об операциях антитеррора.

Надо сказать, что Управление активной разведки ФСКН – засекреченная спецслужба, одна из запасных на случай серьезной компрометации СВР. Она ведет разведывательные и подрывные операции в Азии, направленные на сокращение поставок наркотиков в Россию и транзита их через территорию страны.

Это они занесли в Афганистан вредителя, губящего поля опиумного мака. В 2009 году весь урожай погиб. В это же время началось резкое усиление войны против контингента НАТО.

Генерал сел за стол, на председательское место, повернулся к большому экрану. На нем в режиме реального времени показывалось то, что происходило в аэропорту. Видео с места захвата заложников перемежалось пропагандистскими роликами бандитов и короткими записями выступлений авторитетных арабских и североафриканских шейхов, призывающих к джихаду. Трансляция шла непрерывно.

– Что это значит? – спросил секретарь Совета безопасности. – Где это все творится?

– Товарищ генерал, трансляция идет в прямом эфире, из аэропорта Домодедово.

– То есть как в прямом эфире? Это что, по телеканалам дают?

– «Аль-Джазира» включила большой ролик в свою сетку вещания, но в России ее сигнал подвергается глушению. Передачи этого канала можно найти только в Интернете. Предотвратить децентрализованное вещание мы не в состоянии.

– Да что это такое? – всерьез разозлился генерал. – Как это понимать? У них там что, телестудия? Где они ее взяли?

– Товарищ генерал, это значит, что боевики разместили в здании веб-камеры и спутниковую аппаратуру. Часть аэропорта фактически превращена в одну большую студию. Картинка с камер идет в Интернет, на общий доступ. Все наши и их действия могут наблюдать миллионы людей в любой точке планеты. Перед нами первый захват заложников в прямом эфире, террористическое реалити-шоу, товарищ генерал.

– Перехватите сигнал из аэропорта. Это же наша территория! Это Москва!

– Не можем. Спутник!..

– Что значит не можете?

– Товарищ генерал, похоже, работает саудовский телекоммуникационный спутник. Не исключено, что он не один. Возможно, это распределенное вещание.

– Питание отключить можно?

– В аэропорту оно автономное, товарищ генерал.

– Твою же мать!

– Внимание на экран! – резко сказал один из офицеров, нарушая субординацию.

– Как твое имя?

– Марина.

– У тебя есть дети?

– Да, двое.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать девять.

– Двадцать девять лет и двое детей. Ты хотела бы их увидеть? Ты можешь обратиться к русистским властям и попросить их сделать так, чтобы мы отпустили вас. Говори с ними прямо сейчас. Они видят и слышат тебя.

Камера выхватила лицо женщины. Она и не подозревала, что в течение ближайших суток в него будут всматриваться более пятидесяти офицеров госбезопасности, в том числе одиннадцать генералов. Снимали профессионально, и показать было что. Любому дураку сразу становилось понятно, что она не играет. Таких актрис просто нет на свете.

– Пожалуйста, сделайте то, что они хотят. Пусть эти люди нас отпустят.

– Ты хочешь увидеть еще раз своих детей?

– Да!.. Ради бога, да, конечно.

Камера вдруг резко повернулась. Теперь она смотрела в лицо командиру боевиков. Он единственный был без маски.