Андрей Воронин - Кроссворд для Слепого

Софья Ивановна пила кофе неторопливо. Ей почему-то стало грустно, захотелось выкурить сигарету, но она сама себе сказала: «Нет, это будет уж слишком. Что-то ты, Софья, перестаешь себя контролировать. Служебный роман затеяла, да причем с боссом. Подобные вольности к добру не приведут. Сотрудники начнут шушукаться, обсуждать. Хотя какое мне до них дело? Мне с ним было хорошо, хотя второй муж, по сравнению с Олегом, был куда лучше, интересней и веселей. Ну да что поделаешь, что о нем вспоминать? Он уже отрезанный ломоть, думать о нем — лишь душу бередить».

Вымыв посуду, так и не выкурив сигарету, Софья устроилась перед зеркалом в спальне и принялась колдовать над своей внешностью. Самое сложное было нарисовать губы, и она провозилась с этим минут пятнадцать. Затем промокнула их салфеткой, взглянула на изящный отпечаток, потом на свое отражение.

Когда она занималась макияжем, то воспринимала свою внешность фрагментарно: глаза, брови, прическа, щеки, губы — все по отдельности. И лишь в конце, одевшись, она остановилась перед шкафом с огромным зеркалом, осмотрела себя всю, от каблуков на изящных туфлях до прически, расстегнула две пуговицы на блузке — так, чтобы в разрезе виднелся край кружевного белья, поморщилась.

— Не фиг стараться? — сказала она, глядя на своего двойника, и застегнула вторую пуговичку.

С сумочкой и солнцезащитными очками в руках, уже собравшись уходить, она замерла, звякнув ключами.

— А таблетку? — сказала сама себе.

Она снова вернулась в ванную комнату, взглянула на бутылочку: в ней было четыре таблетки. Софья открыла пробку, вытряхнула на розовую ладонь таблетку, вошла в кухню, цокая каблуками по сверкающему паркету. Наполнила стакан минералкой, положила таблетку на язык и, не разжевывая, проглотила, запив четырьмя глотками воды. Она старалась пить воду аккуратно, чтобы не испортить губы, и это ей удалось — на краю стакана остался только туманный след.

«Ну вот, теперь полный порядок. Хотя примета скверная, когда что-нибудь забываешь. Надо взглянуть на себя в зеркало и трижды сплюнуть через левое плечо.»

В подъезде встретилась соседка, она возвращалась с прогулки и вела на поводке смешного мопса.

— Здравствуй, Софья! Прекрасно выглядишь, — сказала пожилая седоволосая женщина.

— Стараюсь, Вера Ильинична. Что нам, незамужним, остается делать?

— О да, у тебя еще все впереди, — сказала Вера Ильинична и, без зависти осмотрев симпатичную соседку, резко дернула поводок. — Пошли, Маня, пошли, что ты расселась на площадке, словно забыла, где живешь?

— Успехов вам, — бросила через плечо Софья Ивановна.

— И тебе, Софья, всего хорошего.

Машина стояла во дворе. Софья открыла ее, села, прогрела двигатель — так она делала всегда, даже летом. И аккуратно, проклиная соседа с пятого этажа, поставившего свою «хонду» очень неудобно, вырулила со стоянки и медленно покатила по двору. Солнцезащитные очки уже поблескивали на ее лице, отражая яркое синее небо и белые, медленно плывущие облака,

Софья была водителем внимательным. Еще ни разу за всю жизнь она не была оштрафована и дел с московской автоинспекцией не имела.

«Тише едешь, дальше будешь», — любила она повторять, в общем-то, туповатое изречение, неизвестно по какому поводу и кем придуманное.

Ехала она не тихо, но и не быстро — так, как каждый день. От ее дома до галереи при благоприятной ситуации на дороге можно было доехать минут за тридцать пять, а при неблагоприятной — и в час не уложиться. Сейчас основной поток автомобилей уже схлынул, было одиннадцать часов, и на дороге стало просторнее.

«К половине двенадцатого буду на месте, а без двадцати двенадцать войду в свой кабинет. Проверю почту, выпью кофе, зайду к соседям. Выкурю сигарету, немножко посплетничаю и займусь составлением каталога на следующий год», — вот с такими мыслями и ехала Софья на работу.

Когда до галереи оставалось минут двенадцать — пятнадцать езды, Софья почувствовала себя скверно: вдруг как-то быстро застучало сердце, в глазах поплыли круги.

— Господи, что это со мной? — она тряхнула головой, сорвала с лица солнцезащитные очки, швырнула их на соседнее сиденье, крепче вцепилась холодными влажными пальцами в баранку. — Ну, давай же, давай! — произнесла она, обращаясь к машине.

Объезжая застывший на перекрестке грузовик, она подъехала к белой линии и затормозила. Светофор замигал предупредительным желтым.

— Ну, быстрее, быстрее! — вся холодея, шептала женщина и, как маленький ребенок, как школьник, глядя на светофор, вдруг начала повторять считалочку: — Раз, два, три, свет зелененький, гори!