Андрей Воронин - Кроссворд для Слепого

— Ба, какие люди!

— Как жизнь? — задал дежурный вопрос Федор Филиппович.

— Жизнь как в кино, что ни день, то сюрприз, то черно-белое, то цветное.

— А если серьезно, Яков Наумович?

— По-прежнему, — на этот раз коротко и умиротворенно сказал стоматолог.

— Как супруга себя чувствует?

— Как всегда. Что ей сделается? В такие годы человек всегда себя чувствует одинаково, не очень плохо, но и не очень хорошо, если, конечно, нет хронических болезней. Моя Фаина следит и за своим здоровьем, и за моим. Вот приучила меня кашки есть по утрам, и я теперь, как младенец, по утрам ем кашки, пью некрепкий чай, а только после этого иду на работу. А вы-то как, Федор Филиппович? Наверное, вы уже не просто генерал, а генерал-полковник?

— Нет, что вы, Яков Наумович! У меня тоже все без изменений, если, конечно, не считать проблем со здоровьем.

— Что стряслось? — учтиво осведомился стоматолог.

— Что-то зуб заболел.

— Все вы такие, — немного раздосадованно произнес Яков Наумович Кучер, — вспоминаете о моем существовании только тогда, когда зуб болеть начнет.

— Но это, наверное, не так плохо?

— Плохо, Федор Филиппович! С друзьями и хорошими знакомыми надо встречаться не только по делу, а и просто так.

— Хотелось бы, — сказал генерал Потапчук, — да не выходит. Дела заели.

— Зуб… зуб… наверное, — задумался Кучер, — четверочка, верхний справа?

— Точно, — сказал Потапчук. — Ну и память у тебя, Яков Наумович!

— На что не жалуюсь, так на память. А вот все остальное… На женщин уже только смотрю. — Потапчук хмыкнул в трубку, услышал такой же смешок старого стоматолога. — Какие проблемы? Подъезжайте, Федор Филиппович, прямо сейчас.

— Прямо сейчас не могу, а вот если это возможно, во второй половине дня — с удовольствием.

— Удовольствия большого я не гарантирую, но принять приму. Даже коньяка могу налить, мне тут по случаю привезли французского две бутылки, а я люблю армянский.

— Вот с ним и приеду.

— Смотри, Федор Филиппович, тебе видней. А твоя супруга как?

— На даче она сидит, говорит, Москва ей до такой степени осточертела, что жить здесь может только зимой, когда туристы уезжают, а дачу снегом заметает.

— Поклон ей от старого эскулапа, пожалуйста.

— Будет сделано, Яков Наумович. Скажи адрес, куда ехать.

— Все туда же.

— Что, прямо возле дома?

— Да, вот туда и приезжайте. Может, подождать придется минут пятнадцать, но за это, надеюсь, ты на меня не обидишься?

— Нет, не обижусь.

— Сильно болит?

— Изрядно дергает.

— На что — на холодный воздух, горячий чай?

— Нерв открылся.

— Зуб уже тогда был не очень, на ладан дышал. Я тебе предлагал, да ты заупрямился, сказал, пока не болит, зачем его лечить.

— Все, давай, до встречи.

— Фаина рукой машет, привет тебе шлет.

— Поцелуй за меня свою красавицу.

— Будет сделано.

Генерал положил трубку, потер щеку, выбритую, как у молодого офицера перед свиданием.

С Яковом Наумовичем Кучером Потапчук познакомился лет двадцать пять назад. Тогда стоматолог проходил по делу, связанному с торговлей золотом — монетами, слитками и коронками. Яков Наумович помог тогда генералу Потапчуку раскрыть довольно запутанное дело. Стоматолога оклеветали, и генерал Потапчук, тогда еще майор КГБ, помог ему сохранить свою репутацию честного врача, не скупающего золото и не торгующего им. Они подружились. Генерал помог устроиться Якову Наумовичу в клинику КГБ. Федор Филиппович всегда относился с почтением и нескрываемым уважением ко всем мастерам своего дела. И не важно, врач это или хирург, летчик, водитель, сантехник, сталевар, — главное, чтобы ты был мастер.

А стоматолог, приехавший в Москву из города Витебска, был самым что ни на есть профи своего дела. Сейчас таких мастеров уже нет, сейчас у всех узкая специализация — один рвет, второй пломбирует, третий лечит, четвертый протезирует, пятый снимает форму, шестой отливает… — в общем, бесконечный поток, в котором никто не отвечает за конечный результат.

Яков Наумович был не таким, он все делал сам — от первого осмотра до последнего. Он сам вырывал, сам пломбировал и сам лечил. Только отливкой коронок занимались другие мастера, такие же спецы, как и сам Яков Наумович. Поэтому и ходили к нему на прием лишь самые-самые: артисты театров, кинозвезды, дипломаты, генералы — в общем, богатые люди, те, кто мог себе позволить лечиться у такого мастера. Ведь искусство, как известно, стоит дорого, хотя, на первый взгляд, подлинное искусство от подделки отличается не очень сильно. Но пломбы, поставленные Яковом Кучером, стояли во рту по двадцать-тридцать лет.